Зерно граната - [15]

В зале стояла тишина. Танатос продолжал молчать. Его удивление удвоилось, а на лице проступал тяжелый мыслительный процесс.

— Тебя пощадить или дальше? Скажи мне, мой бесстрашный друг, с каких пор богини краснеют, когда им целуют руку? — произнес я, вспоминая маленькую ладошку и красные щеки.

— Э-э-э… — выдал изумленный Танатос.

— Развивай мысль. Не щади меня, — усмехнулся я. — Ну! Я жду! Я в трепетном ожидании! Скажи мне имя хоть одной богини, которая не раздвигает ноги по первому зову.

— Афина! — обрадовался Танатос, торжественно глядя на меня.

— Ее мы не берем в расчет. Афина — это отдельная песня. Она у нас Богиня Одержания и Воздержания. Ну, Танатос, припоминай, кто из олимпийцев смущается при виде мужчины?

— Аполлон! — радостно выдал Танатос.

Я вот сейчас сижу и думаю, откуда берутся безмозглые родственники и куда бы их деть, чтобы подальше. Это не они меня сюда засунули — это я от них ушёл.

— Это, конечно, не тот вариант, который я хотел бы услышать. Но мы его учтем. Боги тоже умирают. Нечасто, правда, а жаль… Так вот, я сегодня видел богиню, которая краснеет от поцелуя, — произнес я.

— А что по этому поводу говорит Геката? — поинтересовался Бог Смерти. Его брови нахмурились. Ну-ну, только не надо делать такое лицо. Я все прекрасно знаю, мой влюбленный друг. Мне, собственно, все равно, что у вас там происходит.

— Я с ней еще не разговаривал. Придет время, и мы поговорим. А сейчас я задаю вопрос тебе, — я смотрел на него в упор. — Как ты думаешь, она точно дочь моего брата? Может, она полубогиня? Может, ее отцом был простой смертный? Тогда не сходится. У нее есть дар, я чувствую в ней частичку божественной силы. Более того, я видел свет, который она сотворила.

— Может, дело в том, что она выросла вдали от Олимпа? — предположил Танатос. — Мать воспитывала ее одна, пряча от всевидящего ока ревнивой Геры.

У меня невольно вырвался смешок. После фразы Зевса: «Что-то у меня давно детей — героев не было…» земные женщины начинают в ужасе рыть землянки и прятаться. Некоторые сразу взывают ко мне, догадываясь, чем дело кончится.

— Возможно, ты и прав. Ее не коснулся разврат Олимпа, ее сердце может быть чисто от вечной лжи, самодовольства и гордыни. Но! Может, я и не знаком был с Персефоной, зато я знаю Деметру! Знаешь, друг мой печальный, я терпеть не могу богинь. Они делятся у меня на две категории. Те, которые поражают своей красотой и тупостью, стоит им открыть рот, и те, которые раздражают своей ложью, стоит им хоть слово сказать. Так вот, Деметра из последних, — я смотрел на Танатоса, который уже привык к тому, что отвечать не обязательно. — Слишком легко. Слишком все просто. Я хотел наказать Деметру за то, что она пришла к брату с просьбой разрушить мой единственный храм. Я сам сказал о том, что не прочь взять в жены ее единственную дочь в обмен на доспехи.

Танатос смотрел на меня и молчал. Он знает, что сейчас меня лучше не перебивать.

— Я был уверен уверен, что Деметра, когда узнает, что ее дочь отдали за доспех, будет в ярости. Но она согласилась. И это меня настораживает, — негромко произнес я, глядя в пустоту.

Внезапно раздался грохот. Землетрясение прокатилось по моему дворцу, с потолка начала сыпаться мраморная крошка, стены пошли трещинами, обвалились двери, ведущие в тронный зал.

— Твой отец Кронос проснулся? — дернулся Танатос.

— Кто бы ни проснулся, сейчас я упокою, — я встал с трона и медленно пошел к выходу из зала. Колонны падали, слышались крики ужаса, рядом со мной обрушился кусок потолка, разлетаясь мраморной крошкой под ногами.

Души в панике разбегались. Бог сна пытался их успокоить.

— Гипнос, — окликнул его я, а он обернулся на зов, ища меня глазами. — Ты что знаешь?

— Нет, — отмахнулся Гипнос, а под ногами тряслась земля. — Где твоя жена? Она во дворце?

Погодите! Что-то у меня из головы вылетело. Никак не могу привыкнуть к мысли о том, что я женат.

Я медленно пошел в сторону ее покоев.

— Не боишься, что она погибнет? — Гипнос поймал несколько душ, которые орали громче всех. Геракл? А, нет, показалось.

— Ха-ха. Она — богиня, что ей будет? Но ради приличия могу сходить и проверить, — язвительно произнес я, понимая, что умереть в царстве мертвых — это искусство. — Тук-тук, я пришел исполнить супружеский долг. Тебя спасать или сама выйдешь?

Она не ответила. Я смотрел на дверь, слыша, как за спиной падают глыбы мрамора. И снова тишина. Она в комнате, но … Странное чувство смутной тревоги всколыхнуло душу. Я даже не мог понять, откуда оно взялось. Неужели мою никогда не произнесенную вслух просьбу услышали? Не может такого быть…

Я молча выломал дверь, вошел в покои своей жены и замер на месте. То, что я увидел, повергло в шок даже меня, Бога мертвых.

Глава пятая

Дочь самого громовержца и великой богини Деметры сидела в углу и раскачивалась, обняв колени. Слёзы градом катились по щекам, и от тихого всхлипывания плечи её немного подрагивали. Я ожидал увидеть все, но не богиню в полуобморочном состоянии!

— Персефона, — позвал я, медленно подходя к ней, а она невидящим взглядом смотрела перед собой. Трещины на потолке увеличивались, нужно было торопиться. — Персефона!