Зеркало смерти, или Венецианская мозаика - [9]

Но виноватыми в ее нерешительности были художники и писатели.

Эх, Каналетто! Ну что ж так бездушно написал ты это место? При всем своем мастерстве не сумел показать его мне. Послушно повторил, а не раскрыл тайну красоты. А ты, Тернер, разве ты не видел, как здешнее солнце истекает кровью в лагуну? Вот так, как сейчас? Ох, Генри Джеймс,[25]ты меня тоже не подготовил. А твои восхищенные пассажи, Ивлин Во,[26]— лишь слабые оскорбления в сравнении с тем, что я вижу собственными глазами. А тебе, Николас Роуг,[27]не помогли ни камеры, ни пленка. Ты тоже не сумел мне ничего рассказать!

Молодая женщина в просторной приемной Сансовинианы на отличном английском объяснила Норе, что в святая святых библиотеки ей, к сожалению, нельзя. Впрочем, посетители без читательских билетов могут воспользоваться справочным отделом. Нора предъявила паспорт, и девушка аккуратным круглым почерком выписала ей пропуск на день и провела в распашные двери на электронном замке слева от главного входа. Нора вошла, а двери, закрываясь, шепотом поздоровались с нею. В неподвижном и душном воздухе ее дожидались пыльные книги в теплых кожаных переплетах. Они приветствовали Нору как старую знакомую — еще со студенческих дней. Единственным посетителем оказался пожилой мужчина. Он поднял голову, кивнул и опустил к тексту блестящие глаза. Девушка быстро объяснила, как пользоваться каталогами, и исчезла.

Нора стала перебирать пожелтевшие карточки каталога. Фамилия Манин встречалась очень часто, но Нора быстро поняла, что в виду, как правило, имеется дож Лодовико либо Даниэль, юрист-революционер, оказавший сопротивление австрийской оккупации 1848 года. Солнце ушло из высоких окон, когда Нора наткнулась на многочисленные карточки с именем Коррадо Манина. Нора сняла с дальней полки огромный том, похожий на те, что выкладывают на кофейные столики в разных странах мира. Фотографии в таких книгах никто не рассматривает. Нора уселась за обтянутый кожей стол, открыла книгу и была поражена: даже пожелтевшие фотографии 1960-х годов не могли испортить впечатление от увиденного. Страница за страницей красоты, фантазии и волшебства. Она невольно положила голову на руки, и старик тревожно на нее посмотрел.

Я пришла сюда в поисках родственника, который помог бы мне сблизиться с Венецией, а обнаружила Мастера — Леонардо или Микеланджело.

Нора почувствовала собственную незначительность и вместе с тем гордость. Ее глаза остановились на люстре непревзойденной красоты. Под фотографией была надпись «Candelabro — La Chiesa di Santa Maria della Pietà, Venezia». Память подсказала ей, что на теплых городских стенах она видела объявление: концерты венецианской музыки в помещениях архитектурных памятников. Среди них упоминалась церковь Пьеты. Нора быстро возвратила книгу, вышла на улицу и свернула направо, к справочному бюро для туристов в казино да Каффе. Купила билет и пошла к Сан-Заккариа. Заглянула в закусочную, заказала пасту и съела ее, глядя на растворяющееся в лагуне солнце.

Сейчас, сидя в церкви Пьеты, Нора поняла, что в первый свой вечер в Венеции сумела сделать хороший выбор. День стал для нее таким откровением, такой атакой на чувства, что ей требовалось время — два часа спокойствия. Она сидела, позволяя музыке вливаться в уши, и старалась привести мысли в порядок.

С момента прибытия в аэропорт имени Марко Поло Норе казалось, что она утратила контроль над собой, и пока моторная лодка несла ее вместе с чемоданом в Венецию, она чувствовала, как ветер терзает ее тело, а прошлое — память.

С той поры, как стала просыпаться в четыре часа ночи, Нора постоянно пребывала в подобии транса. Привычные приготовления к отъезду за границу она сделала автоматически: заказала такси до аэропорта, зарегистрировалась, предъявила багаж. Освободившись от сумок, с ощущением легкости походила по магазинам аэропорта. Все они были забиты ненужными ей вещами. В книжном магазине Нора взяла роман с репродукцией Каналетто на обложке и подумала: как странно, что уже в полдень она будет расхаживать по тем местам, что здесь изображены. Отложила книжку: фантазия ей не требовалась. Ее ждала настоящая Венеция.

Во время полета она сознательно держала чувства под контролем. С благодарностью приняла еду и питье, выслушала инструкцию бортпроводника. Но стоило самолету приземлиться, как у нее появилось новое, и нельзя сказать, что неприятное, чувство: беспомощности. Норе почему-то казалось, что самолет приземлится на площади Сан-Марко, но реальность оказалась почти такой же странной. Аэропорт имени Марко Поло стоял едва ли не на воде — на острове, окруженном морем. Нора не планировала следующий шаг, но сейчас поняла, что поедет в Венецию на лодке. Ну конечно. Перевозчик подал ей руку, она взошла на покачивающееся водное такси, мысленно сравнив его с черным кебом и веселым водителем-кокни, доставившим ее в шесть утра в аэропорт Хитроу.

Чего-то она еще не поняла. Лодка вскоре добралась до суши и начала проталкиваться по узкому каналу. Нора тотчас сообразила, что это не Венеция, и услышала странный звон вдалеке, словно откуда-то ее звал к себе колокол. Будто прочитав ее мысли, перевозчик ткнул большим пальцем в сторону старинных зданий и крикнул, пересиливая ветер: «Мурано».