Зеркало для героя - [5]

     Милиционер завел  нас  в  пустую комнату,  снова  потребовал документы, приказал вытряхнуть все из карманов. Он снял фуражку, кинул на стол. Стрижен он был под полубокс, с коротким темным чубчиком, затылок и виски щетинились. Он был ниже нас на полголовы,  поуже в плечах,  явно слабее. Он предупредил, что  считает нас  подозрительными личностями,  а  если будем сопротивляться, продырявит нам  башки;  если  мы  простые люди,  то  нас  отпустят;  если же американские  шпионы,  то  нам  крупно  не  повезло,  он  недаром  служил  в разведроте на 1-м Белорусском фронте.

     - Шизоид!  - прокомментировал Ивановский. - Ты хоть не хватайся за свою дуру. Там же боевые патроны.

     Мы выложили на застеленную газетой столешницу рядом с  черным телефоном карманную всячину:  ключи,  деньги, сигареты. Сперва он ухватился за деньги. Повернул десятку к свету, настороженно скользнул взглядом в нашу сторону, не видя нас, а лишь оценивая наши движения, потом снова просветил купюру.

     - Денежки-то  не наши,  -  весело сказал он.  -  И  курево заграничное. Попались,  что ли,  шпионы? За дураков нас считали, не могли замаскироваться получше?

     Через минуту мы стояли лицом к стене,  а свихнувшийся милиционер звонил своему начальству,  наверное в  желтый дом,  и  сообщал,  что  задержал двух вражеских агентов,  облаченных в  синие  штаны о  иностранными надписями,  а также обнаружил при них явно фальшивые дензнаки и заграничные сигареты.

     Мне стало казаться, что это все не шутка. Я поверил ему: он видел в нас что-то враждебное.

     Я стал внимательно осматривать комнату и увидел, что она совсем недавно отремонтирована,  на  полу  возле  плинтусов еще  заметны брызги побелки,  а дверная коробка даже  не  покрашена.  Для  помещения старой шахты  это  было странно.

     Милиционер разрешил мне  подойти к  столу,  посмотреть на  расстеленную газету.  Число и  год!  Девятое сентября 1949 года,  пятница.  От  нее пахло типографской краской.  Я мазнул пальцем по клише. На полях протянулся черный след. Свежая?!

     - Значит, сейчас сорок девятый год? - спросил я.

     - А по-твоему, какой?

     Я  попросил его приглядеться хотя бы к году выпуска наших денег,  он же вытащил свои, большеформатные, отпечатанные в сорок седьмом.

     Минут десять мы убеждали милиционера, что настоящие шпионы уж наверняка знают,  какие деньги ходят в стране,  что мы актеры из киногруппы, снимающей научно-фантастический фильм о будущем.

     - Актеры? - не поверил он. - Какой фильм у нас недавно снимали? Знаете?

     - "Большая жизнь",  -  вспомнил Ивановский.  -  "Спят  курганы  темные, солнцем опаленные..." Вот он эту песню сочинил.  -  Кивнул на меня. - Ему за эту песню на  самом верху руку жали.  Что,  брат,  не узнаешь?  Вот смеху-то будет: бдительный милиционер сразу двух трумэновских агентов задержал!

     - Ладно,  бывает, - подхватил я. - Если б его предупредили, что снимают кино, а так ведь и в самом деле - на лбу не написано.

     - Значит, артисты? - улыбнулся милиционер.

     - Артисты.

     - А какое у вас там будущее? Лет через пятьдесят?

     - Лет тридцать.  Может,  чуть больше. Как раз твои дети будут взрослыми мужиками. Есть дети?

     - А как же.  Два пацана!  Да, любопытно заглянуть годков на тридцать... Война с Америкой будет, как думаете?

     - Не будет, - сказал Ивановский. - Ты свое уже отвоевал, это точно. Тут пожрать есть где-нибудь? Хотя бы кусок какой-нибудь колбасы.

     - Ишь, чего - колбасы! Тут в буфете одни пирожки да красная икра.

     - Тащи, что есть! Через тридцать лет икру вспоминать будешь...

     Милиционер выглянул в коридор, распорядился и вернулся к нам, хитровато улыбаясь и  почесывая затылок.  Он  не хотел нас оставлять до приезда своего начальства.

     - А хорошо, что войны не будет, - сказал он. - Еще пожить надо. Хорошая жизнь скоро будет.

     За  дверью зашумели.  Послышался подъезжающий грузовик.  Либо  привезли зарплату, либо приехали за нами.

     Мы с Ивановским переглянулись, он подошел к окну.

     Раздались два выстрела, потом еще три.

     - Вот и бандиты! - обрадовался Ивановский. - Все-таки это кино.

     Милиционер бросился к  окну,  растерянно поглядел на меня и кинулся вон из комнаты.

     Мы пошли следом за ним.

     - Чокнутый, - заметил Ивановский. - Сейчас ему всыпят.

     Снова стали стрелять.

     Люди давились в дверях,  вырывались во двор.  Парень в куртке из черной китайки  дергал  за  ручку  заколоченную гвоздями оконную  раму.  Когда  нам удалось выбраться наружу, киногруппы мы не обнаружили.

     Толпа  окружала что-то  лежащее на  земле.  Сквозь  брань  и  проклятья доносились отдельные связные фразы, из которых стало ясно, что бандиты убили шофера, охранника и нашего несчастного милиционера.

     Убитых перенесли в здание. Тогда я увидел, что они мертвые.

     Надо было что-то предпринимать.  "Два пацана", - вспомнил я его слова о детях. И не мог поверить, что все произошло взаправду.

     По откосу террикона ползла вверх груженная породой вагонетка. Вертелось колесо на главном подъеме.

     Социолог  Михаил  Устинов  и  инженер  Анатолий  Ивановский  пробрались оврагом вдоль пенистого потока шахтных вод, воняющих тухлыми яйцами, и вышли к трамвайной линии.