Зенитные ракетные страсти - [12]
Витченко, глубоко задумавшись, сидел на ступеньках кабины, курил и пускал дым кольцами, на что был великий мастер.
- Что, Петр Тимофеевич, пригорюнился? - Волков присел рядом.
- Да так, былое и думы, встреча с прошлым, - отозвался Витченко.
- Где ты встретился с прошлым-то?
- Да только что уехало прошлое. И несостоявшееся счастливое будущее...
- Вы что, знакомы?
- В академии в одной группе учились, - кивнул Витченко, продолжая пускать кольца.
- Вот это да, я не знал! - поразился Волков.
Уж очень это было несовместимо - холеный генерал-аристократ и лысоватый, съежившийся от жизненных ветров Витченко с внешностью далеко не лучшего представителя класса-гегемона.
Витченко мельком глянул на Волкова. Без особых усилий прочитал отразившиеся на его лице мысли и впечатления. Ухмыльнулся:
- Что, не похожи: молодой генерал и такого же возраста, но обтрепанный и обслюнявленный жизнью капитан, фиолетовый алкоголик? И ведь что интересно, в сорок лет капитан - это уже дедушка, а в сорок лет генерал - шаловливый юноша. Забавно, а?
Волков промолчал.
- Мы учились с Давыдом в одной группе, - пустил очередное кольцо Витченко. Ему, видимо, хотелось поговорить и немного отдохнуть от зеленого экрана осциллографа. - Как ученик он был не из лучших. Парень неглупый, но не более того. Не сверкал ничем, и все-таки одна примечательная черта у него была - он никогда не упускал предоставлявшейся ему возможности. Мы-то, балбесы, думали: жизнь длинная, все успеем. Черта лысого! Если ты не выпил кружку пива, ее выпьет кто-нибудь другой. Мы жили в расчете на тысячу счастливых случаев впереди, а на деле - увы... Кто не успел - тот, извините, опоздал. Вот, к примеру. За бои в Египте в семидесятом году меня представили к ордену Красного Знамени. Наш дивизион тогда, как-никак, три самолета сбил, а это уже много. Командиру Героя дали. На моем-то месте, казалось, надо было сидеть тихо и ждать. Так нет же! Нажрались с техником Петькой Молотковым, и я на глазах у главного в Египте военного советника упал в плавательный бассейн. Какой к чертям собачьим орден после этого! А вот Давыд в своей жизни ни одной возможности не упустил. И правильно сделал!
Витченко помолчал, попыхивая папироской "Север", потом добавил:
- Но это я так, больше от зависти. Мужик он неплохой. Неподлый, во всяком случае. Это уже, по нашим-то временам, и так немало.
Окурок полетел в двухсотлитровую бочку, закопанную на три четверти в песок.
- Ну, я пошел электроны гонять, - вздохнул Витченко и полез в полумрак кабины, откуда разило жарой, как от мартена. На ступеньках он крикнул бойцу в глубину кабины: - Булашов, такой-сякой!.. Тащи осциллограф медлительных процессов! Переходные будем проверять. Мухой лети! Да ты не помер там от жары, родной ты мой?..
Волков, не дослушав, полез в кабину управления, где похожий на цыгана старший лейтенант Мазин, весь опутанный "концами", сидел возле автоматизированного прибора пуска. Мазин делал одну из самых важных проверок на приборе пуска и даже не повернул головы в сторону вошедшего командира.
Все остальное из этих трех дней - непрерывная настройка техники, гул аппаратуры и треск дизелей, устранение неисправностей, редкие перерывы на нехитрую скудноватую еду и короткий сон, когда спишь, словно провалившись в черную дыру. И все время - жара, жара и еще раз жара. Особенно в раскаленных кабинах, где температура доходит до запредельных для живого организма значений.
И вот настал решающий в полигонной феерии день - день выполнения стрельбы. Волков еще с утра почувствовал сильное нервное возбуждение. Как моряк перед боем, надел под обмундирование чистую белую рубашку с дорогими запонками. Бреясь и без конца прокручивая в голове детали предстоящего испытания, вполуха слушал обычную утреннюю перебранку ветеранов.
- Что-то я себя неважно чувствую, - пожаловался Чернов.
Витченко сразу оживился.
- В развитии своей болезни русский человек, в отличие от какого-нибудь европейца, который сразу же идет сдавать кучу анализов, проходит три этапа.
- Какие еще три этапа? - вяло поинтересовался Чернов.
- Первый, - продолжал Витченко, - русский думает: поболит-поболит и перестанет, само рассосется. Но не рассасывается, и наступает второй этап русский жалуется на свою болезнь всем своим друзьям и знакомым. Решительно всем, кроме тех, кому действительно надо жаловаться, - врачей. Друзья и знакомые начинают советовать ему, что делать и какие таблетки принимать. Эти советы радикальным образом приближают третий этап.
- И какой же третий этап? - уже заинтересованно спросил Чернов.
- Последний! - победно объявил Витченко. - Больной дает дуба! А пока, я думаю, Гриня, ты в самом начале второго этапа. И мой совет - иди-ка ты к врачу. Ну, как только вернемся с полигона. Командир, - подошел он к Волкову, пойдемте чего-нибудь поедим, сегодня гороховый суп с тушенкой. И бросьте все время думать, а то "кондратий" хватит, таких случаев сколько угодно. Не сжигайте вы себя раньше времени, а то на саму стрельбу пороха не хватит.
Волков с трудом выпил кружку чая, затолкал в себя кусок хлеба, намазанного свиным паштетом. Его начинал "бить колотун", от возбуждения всего трясло. Ведь если сегодня промахнешься - с позором снимут с должности. Худая слава, будь ты хоть трижды не виноват в неудаче, долгие годы будет ходить за тобой, как тень: "Это какой Волков? Который стрельбу завалил в восемьдесят втором году?"
Наша страна стоит на пороге великих, кровавых перемен, теперь это понимают все. Война на Украине, санкции Запада, предчувствие беды… Всё обрушилось на Россию неожиданно. Хотя многие предупреждали: слабость экономики, разрушение военно-промышленного комплекса, недостаточная боевая и оперативная подготовка, слабая военная наука и зависимость от Запада неизбежно приведут к большой крови. Но их не слушали, как всегда…Сегодня поздно кусать локти и колени – надо собирать оставшиеся силы для обороны. Но готов ли к этому российский ВПК? Как сильно разрушили его за годы так называемых «либеральных реформ»? Что надо сделать для того, чтобы Щит и Меч Родины по-прежнему блистали и сдерживали наших врагов?На эти вопросы отвечает компетентный и независимый специалист – главный редактор газеты «Военно-промышленный курьер» и журнала «Воздушно-космическая оборона», полковник Михаил Ходаренок.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.