Земные заботы - [196]

12

Мы, секретари, Машинистки судьбы, почти никогда не ездим на многолюдные семинары или конференции, которые обходятся в сумму, равную годовому заработку главного врача; а между тем такие поездки вполне можно было бы заменить более или менее подробным обзором дискуссии.

Но для более плодотворного научного развития полезнее не читать дома отчеты, а жить в дорогом отеле с сауной и бассейном, ходить на многолюдные обеды, где завязываются нужные знакомства и контакты осуществляются не только на профессиональном уровне. Встречаться, как встречаются люди, пользоваться роскошью человеческого общения.

У меня на работе все знают про Эрика и, конечно, про Гун. Знают, как я устала от нее и как я беспомощна, они восторгались мною, когда я приютила ее, хотя в их восторгах была и изрядная доля сомнения; теперь-то, когда я хлебнула с нею горя, мне это понятно. Конечно, я слишком много распространялась о своих трудностях, ахала и охала и всем, наверное, надоела — ведь в любом романе с продолжением должен быть захватывающий сюжет, иначе читатель потеряет к нему интерес, мой же роман оказался слишком нудным и длинным. Тем не менее меня спросили, не хочу ли я съездить на семинар, потому что, как сказала Биргитта, там наверняка зайдет речь об алкоголизме, а эта тема мне знакома не понаслышке. Впрочем, может, просто никто другой не захотел туда поехать. Это был семинар, вернее, курс лекций, посвященный проблемам депрессии. Мне дали прочитать программу семинара, и я согласилась.

Два или три раза я уже бывала на таких семинарах, но тогда они проходили в городках поблизости от Гудхема, этот же должен был состояться в Стокгольме. Среди докладчиков значились многие известные специалисты, в том числе и иностранные, их доклады должны были сопровождаться переводом, так было написано в программе. Очень интересно, подумала я, да и прокатиться бесплатно в Стокгольм тоже недурно.

В поезде я ехала первым классом, моим соседом оказался профсоюзный деятель, слащавый тип, который очень гордился своим портфелем и тем, что он Представитель. Но не всегда содержимое портфеля гарантирует, что голова способна соображать, впрочем, какое это имеет значение, зато живот у моего соседа был такой, что полы пиджака на нем напоминали плохо задернутый занавес. Он рассказал мне, сколько стоит номер в том отеле, где он остановится, и показал свой исписанный еженедельник. Видишь, ни минутки свободной! По три заседания в день, но мне не привыкать!

Два раза наш центр почтили своим посещением политики из ландстинга: первый раз перед капитальным ремонтом, чтобы убедиться, какое у нас тесное и плохое помещение, а второй раз они приехали посмотреть, как стало после ремонта, и провели у нас собрание. Пришли все, кто мог освободиться от работы и имел желание их послушать, я тоже ходила, так что я их и видела и слышала. Почетные гости осмотрели в центре все, заглянули и в мой кабинет, хотя смотреть там особенно не на что. Однако женщины — среди них было несколько женщин — похвалили занавески и стены пастельных тонов, а мужчины поговорили о вентиляционной системе и о проблемах противопожарной безопасности. Маленький кабинет был набит битком, и большая часть гостей еще осталась в коридоре. На собрании присутствовали также и деятели от профсоюза, в том числе и мой попутчик, помню, я сидела тогда и думала, что же это происходит с нашими профсоюзами? Почему они говорят только о своем? Или им за это платят? Нет ничего хуже, чем быть представителем профсоюза и думать только о своих интересах, неужели они не понимают, что это не демократично? Политики должны пытаться воспринимать все в целом, но какой от этого толк, если любая ничтожная пичуга поднимает писк, когда ей кажется, будто кто-то посягает на ее владения? У нас есть два скворечника, и каждую весну в них располагаются синицы, но стоит прилететь мухоловкам, и синицам приходится ретироваться под черепичную крышу домика для гостей, потому что мухоловки заявляют свои права на скворечники. Вот так же и с профсоюзами — я представляю себе профсоюзы в виде ячеек для корреспонденции, имеющихся в любом почтовом отделении, из каждого профсоюза-ячейки высовывается рука и выхватывает что-то у другого профсоюза, и чем длиннее руки, тем больше профсоюзов они обчистят и тем больше получат для себя.

В дороге мы с профсоюзным деятелем почти не разговаривали, у него была с собой толстая пачка документов, которые ему предстояло прочесть, только, судя по всему, в них было мало интересного, потому что он то и дело глядел в окно, а потом пошел обедать. На обратном пути мы опять ехали вместе, тут уж я была более разговорчива, меня переполняло все, что мы оба с ним услышали на семинаре, я говорила, глядя не столько ему в глаза, сколько в ноздри, глаза по сравнению с ноздрями были совсем маленькие, а ноздри его мясистого вздернутого носа казались глубокими гнездами ласточек-береговушек. Я спросила, не кажется ли ему немного странным, что на таком вот семинаре по депрессиям все исходят из того, что человек болен, если он просто глубоко переживает нечто, и вправду достойное переживания. Мне, например, кажется, что переживать, имея на то причины, — это здоровая реакция организма. Ведь огорчаться и сердиться, гораздо здоровее, чем не переживать и не впадать в депрессию, когда для этого есть все основания; расстроенный человек наверняка заболеет только оттого, что его огорчения и переживания назовут болезнью. Ты как считаешь?