Земная твердь - [38]

У автомашины, в кузове которой выше всех маячил Молотилов, Петруха поставил чемоданы на землю и смущенно сказал:

— У вас, у девчонок, всегда почему-то много вещей. Так уж, видно, и должно быть.

Ничего не ответила Зина и глаз не подняла на парня. Когда он пошел в хвост автоколонны, Володя ему вслед посмеялся:

— Эй, Петруха, мерси.

— Хлебай на здоровье.

Устроившись у кабины рядом с девушкой, Владимир поинтересовался:

— Ты просила его помочь, да?

— А что?

— Сторонись ты его — темная личность.

Мчится колонна автомашин по деревянному настилу — лежневке, увозя молодежь на лесоучасток. Они поют песни, и глухой лес затаенно слушает их.

Вот она, дремучая тайга, которую знали ребята по школьным учебникам да книжкам краеведов. Все вокруг дико, чуждо человеку. Стволы деревьев, будто от холода, укутаны мхом-бородачом. Сосны — что свечи. Высоки и прямехоньки: каждую клади в сруб с двадцатиметровым прогоном. Часто лежневка пересекает заболоченные гари с прошлогодними будыльями камыша и жухлых стеблей иван-чая. Вековые деревья вместе с разлапистыми корнями вывернуты из земли и набросаны одно на другое. Какую же силу должна была иметь бушевавшая стихия, если она сумела заматерелые кедры переломать, как спички, и нагромоздить из них такие костры, что подступиться к ним нет никакой возможности! Право же, легко подумать, что по лесу с косой прошелся великан и, развернув богатырские плечи, под корень снес таежные урманы.

Страх и тревогу навеяла лесная дорога на Зину Полянкину. Девушке снова хотелось плакать о своей жизни, которая с этого дня на веки вечные отдана ею во власть дикого леса. «Навсегда, навсегда, навсегда», — твердил Зине чей-то голос. Она упорно пыталась понять, почему же в такой нелегкий час ее товарищи и подруги беззаботно поют? «Таятся в песне», — просто объяснила себе девушка и немного успокоилась.

Пока ребята разгружались и мылись на берегу Крутихи, мастер Крутых метался по поселку, ежеминутно вытирая потеющую лысину. Он побывал в бараках, приготовленных под общежитие, в конторке, всегда пустующей днем, в только что срубленной бане и наконец пошел в столовую. Хотелось Тимофею Григорьевичу показать новоселам свое хозяйство в лучшем виде. Закончив осмотр, он пригласил молодежь в столовую. Шагал впереди всех, обдумывая речь, которую собирался сейчас сказать.

Владимир и Зина сели рядом, на углу длинного, наспех сколоченного стола. От досок его, выструганных кое-как, пахло новизной.

Столовая — просто времянка из теса, без пола и рам в окнах: столы вкопаны прямо в землю; с кухни в щели переборки валит дым. Зина смотрит на все это и не верит, что останется здесь жить навсегда.

Пока накрывали столы, молодежь расселась и притихла.

Крутых вытер лысину, зачем-то долго разглядывал свои широкие короткопалые кисти рук и уже потом, давясь волнением, попросил:

— Ребята, давайте потише, — откашлялся и продолжал: — Прибыли вы к нам, ребята, я говорю, в самую горячую пору. Впереди лето. Очень кстати. Здесь мы будем основывать новый лесоучасток. Назван он вашим именем — Молодежный. Тут пока, я говорю, вековечная тайга. Три барака вот поставлено да десятка полтора домов — вот и все. Уж вы сами постепенно срубите себе настоящее жилье, клуб, пекарню, магазин, столовую… На трудное, я говорю, но хорошее дело приехали вы. Руководители леспромхоза надеются, что вы с честью справитесь с заданием.

— Будьте спокойны. Наши ребята все сделают, — выкрикнул Молотилов. Голос его прозвучал в тишине смело и убежденно. В столовой всплеснулись хлопки — правильно сказал парень. Зинино сердце захолонуло от радости: как надежно и спокойно ей с таким другом!

— Хороший ты, Володя, — украдкой шепнула Зина Владимиру и — будто качнул ее кто — ласково прижалась плечом к его руке. Никакие беды не страшат ее теперь. Она весело оглядела ребят и вдруг увидела Сторожева.

Ссутулившись, сидел он в тени створки открытых дверей на кухню и, положив обе руки на стол, медленными движениями пальцев разминал папиросу. Перед ним стояла алюминиевая миска с нетронутым борщом. Он исподлобья глядел на Крутых и будто собирался сказать ему что-то, как всегда, дерзкое.

Тимофей Григорьевич, рассказывая о делах на лесоучастке, пытливо ощупывал ребят своим острым взглядом, словно хотел запомнить каждого с первой встречи.

— Может, у кого вопросы будут? — вытирая лысину, спросил он у ребят. — Давайте по-свойски.

— У меня вопрос, — Сторожев бросил на стол нераскуренную папиросу и встал, руки опустив в карманы брюк: — Вот вы говорите, что у вас нет жилья — это понятно. Но почему же у вас нет приличной посудины для еды?

Слова Петрухи прихлопнули поднявшийся в столовой шумок. Ребята удивленно переглянулись, молча спрашивая друг друга: зачем же он лезет с такими вопросами? Крутых, не ожидавший такого оборота беседы, тоже растерялся. А Сторожев поднял над столом свою миску, измятую, как бросовая жестянка:

— Вид — куда ни шло. Но она же течет в три ручья, Крутых подошел к Петрухе и с неудовольствием глядел на миску и растекшийся по столу борщ. А чей-то девичий голос возмущенно выкрикнул:

— Всю встречу испортил!

— Вот выбросило его…