Землю спасти - [2]
Когда устанешь «творить», сиди и учи на память биографии знаменитых предков, которые якобы жили так, как ты. Жили, обходясь без политики. Развесь над столом портреты гениев, которых при жизни люди ругали, уничтожали, клеймили, а после смерти ставили им памятники. Почаще гляди на эти портреты. Это возбуждает. И даже придает некий высший смысл твоему существованию.
А что касается будущего памятника, то мысленно ты даже можешь выбрать для него подходящее место. И позу. (Потренируйся перед зеркалом.) Жаль, правда, что потомки не узнают об этой позе, очень жаль. Но уж положись на грядущих скульпторов. Они обязательно изобразят что-нибудь величественное, они будут стараться, поверь! Еще бы: создать памятник абсолютно свободному человеку!..
Итак, будь свободным. Будь счастливым. Не касайся политики. Живи. Мысли. Существуй.
Только, пожалуйста, не удивляйся и не обижайся, если однажды пластмассовая дверь твоей уютной башни задрожит от гулких ударов. И хорошенько запомни на будущее: когда в дверь стучат прикладами, верх наивности спрашивать: «Кто там?» Там — не свои. Там чужие. Настал момент, и эти чужие возжелали лично познакомиться с тобой, человек, не касающийся политики…
Пластмассовая дверь рухнет со стоном, и на пороге твоей «свободной обители» вырастет парень с автоматом. Рукава его солдатской куртки будут закатаны, а на лице его — черном от гари лице — застынет гримаса любопытства. Он оглядит твою комнату, твои вещи. А потом оглядит тебя, как вещь…
Он засмеется в голос, когда ты начнешь ему лепетать что-то насчет «свободы личности». Он даже хлопнет тебя по плечу — до того ты его развеселишь своим бормотанием!..
Он засмеется и будет прав, этот солдат.
Потому что если ты свободен в своих поступках, го почему это ему нельзя быть свободным в своих?! (Логично, не правда ли?) И если уж все твои желания реальны, то — согласись — у этого парня с автоматом могут возникнуть свои желания. А кроме того, у него еще есть и автомат. Следовательно, на данном этапе его желания несколько реальнее твоих. Хотя бы до тех пор, пока в автомате есть патроны.
Вот ты, например, всю жизнь плевал на то, что происходит в мире, а сегодня этому парню захотелось плюнуть на тебя. Желание у него такое возникло. Каприз.
Он понял, что для его «личной свободы» необходимо пространство. Жизненное. Недра земли, на которой стоит твоя полиэтиленовая башня, ему понравились. А еще приглянулись дочери твоего народа. И пейзаж этой страны ему подходит. Ничего себе пейзаж. Приятный. Живописный такой, В этом пейзаже парень желает пожить. Вписаться, так сказать. Захотелось ему, понимаешь? Свободен он, черт возьми, или не свободен?! (Ну, а ежели его «свобода» каким-то образом ущемляет твою «свободу» — прости…)
Ладно, допустим, я не прав. Допустим, когда этот парень вырастет на пороге твоего дома, ты будешь защищаться. Но как ты это сможешь сделать — один? Как? И какая мысль будет последней в твоем гаснущем мозгу? Мысль о том, что жил ты зряшно? О том, что глупо умирать вдруг, ни с того ни с сего, умирать просто так? О чем еще? Я не знаю.
Я только знаю, что, если ты умрешь даже не от пули и не от бомбы, если ты умрешь в своей постели от старости — умиротворенный, аполитичный, свободный, уверенный в своей непогрешимости, — все равно твоя свобода не стоит выеденного яйца. Потому что ты лжешь самому себе, отворачиваясь от политики!
Мир устроен так: быть вне политики — это, помимо фарисейства, тоже политика!
Вполне конкретная. Имеющая определенные — весьма древние — традиции. Служащая определенным классам, определенным целям, определенным идеалам. Так обстояло дело во все времена, так оно обстоит и сегодня. Независимо от того, хочешь ты этого или не хочешь.
Внешне же твоя «аполитичность» напоминает поведение ребенка, который, закрыв глаза ладошками, думает, что его не видно. Ребенок счастлив, когда взрослые начинают притворно ахать и причитать: «Где это наш мальчик?! Куда это он спрятался?!»
Ребенку весело. С ним играют. С тобой так играть не будут. А если и будут, то только до тех пор, пока «сильных мира сего» устраивает твоя невмешательская позиция. Только до тех пор.
И когда ты оторвешь ладони от глаз, когда ты приготовишься крикнуть: «Вот он я!!» — никто не обрадуется, никто не погладит тебя по голове. И окажется, что все время, пока ты был с закрытыми глазами, пока ты играл в свою «личную свободу», — жизнь продолжалась и тебя вели. Вели, не думая о тебе. Вели, презирая тебя. Вели, посмеиваясь над твоей глупостью и наивностью.
Ты оторвешь ладони от глаз, оглядишься вокруг и… дай бог, чтобы у тебя хватило времени отшатнуться от края пропасти!..
Вот так-то, милый ревнитель «свободы, которая — вне политики».
Пора называть вещи своими именами. Пора понять, что в «театре», именуемом жизнью, зрительного зала не существует. Есть борьба. Есть схватка. Мест «над схваткой» или «около схватки» архитектор не предусмотрел. Нет таких мест. И никогда не будет!
А значит, каждому человеку надо еще и еще раз продумать свое отношение к тому, что происходит в нынешнем тревожном мире. Каждому человеку надо сделать выбор. Правильный выбор. И — действовать.
«210 шагов» – это поэма о времени, о шагах истории, о бессмертном и незыблемом в ней, Москва, Красная площадь, Мавзолей, люди, свершившие Октябрьскую революцию и отстоявшие ее завоевания, молодежь, комсомольские стройки, торжество советского бытия – вот главные напряженные мысли поэмы, ее главные чувства.От издательства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роберт Рождественский среди шестидесятников «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Анненского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, не случайно ведь и в поэзию он ворвался поэмой «Моя любовь».
Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание.
Великие стихотворения большого поэта Роберта Рождественского собраны в этой книге как удивительное воплощение подлинной любви к этому прекрасному миру, к Родине, к женщине, к детям, ко всем людям. Звенящий, светлый, кристально ясный мир Роберта Рождественского – естественное проявление его личности, его души, его судьбы. В книге представлены лучшие стихотворения и поэмы автора.
«Я знала, что многие нам завидуют, еще бы – столько лет вместе. Но если бы они знали, как мы счастливы, нас, наверное, сожгли бы на площади. Каждый день я слышала: „Алка, я тебя люблю!” Я так привыкла к этим словам, что не могу поверить, что никогда (какое слово бесповоротное!) не услышу их снова. Но они звучат в ночи, заставляют меня просыпаться и не оставляют никакой надежды на сон…», – такими словами супруга поэта Алла Киреева предварила настоящий сборник стихов.
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.Эссе о европейской церковной музыке в форме беседы Серапионовых братьев Теодора и Киприана.
Эссе о стране, отделённой Великой стеной, на сорок веков замкнутой от внешнего мира, где исповедуют другие религии, где были другие исторические традиции и другое мировоззрение. Взгляд на происходящее с той стороны стены, где иная культура и другой образ мышления. Отличаются ли системы ценностей Запада и Востока?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Рассказы и статьи, собранные в книжке «Сказочные были», все уже были напечатаны в разных периодических изданиях последних пяти лет и воспроизводятся здесь без перемены или с самыми незначительными редакционными изменениями.Относительно серии статей «Старое в новом», печатавшейся ранее в «С.-Петербургских ведомостях» (за исключением статьи «Вербы на Западе», помещённой в «Новом времени»), я должен предупредить, что очерки эти — компилятивного характера и представляют собою подготовительный материал к книге «Призраки язычества», о которой я упоминал в предисловии к своей «Святочной книжке» на 1902 год.
Как известно история не знает сослагательного наклонения. Но все-таки, чтобы могло произойти, если бы жизнь Степана Разина сложилась по-иному? Поразмыслить над этим иногда бывает очень интересно и поучительно, ведь часто развитие всего мира зависит от случайности…