Земляне против политики - [9]

Молодой человек тяжко вздохнул, но гостя-пациента к доктору отводил всё же не он, а дворецкий. Выполняй приказ, если хочешь остаться на службе.

Цель секретаря была заключена в частной клинике под руководством доктора Хамфри, известного как Андрей Иванович. Ходили слухи, что он не владеет дипломом, на что сам дохтур отвечал «дело житейское».

Эскулап восседал на стуле, как на троне, разглядывая висящую на противоположной стене то ли саблю, то ли шашку. Стеклянные колпаки покрылись пылью, было заметно, что к ним давно не притрагивались. Вдалеке одиноко лежал саксофон, а на столе возвышалась бутылка водки. На умеренно узком лице без бороды и усов красовались очки.

— Что вам угодно, молодой секретарь? — резко спросил Андрей Иванович с несколько нарочитой картавостью.

— Эдисон повредился р-рассудком. Глава п-правительства уповает на вас.

— А ведь это великолепно и прекрасно! — выпалил эскулап, но быстро затих.

Поникший было секретарь осторожно поднял глаза.

— Опять Америка виновата. Из-за неё мне прибавилось работы. Знаете, что скажу? Колумб Америку открыл, страну для нас совсем чужую. Что дальше, вы сами знаете.

Погладив бутылку, он зашагал по коридору. Каждое движение отдавалось в хромоте, хорошо хоть, глаза не разного цвета.

Надежда Премьера вошла в палату, где Эдисон то быстро дёргался, то крутил головой. У койки эскулапа ожидал интерн Симеон Уиллард, для близких просто Сёма. Его круглые щёки раздувались и спадали в ожидании начальства.

— Явился, не запылился, дурик, — закартавил воспрянувший духом дохтур. — Надо работать, а вы тут голодный прыгаете. Вы просто олух и остолоп стоеросовый.

«Олух и остолоп» отпрянул, хотя издавна привык к строгому обращению.

— Куда делся интерн Глеб Колби? Холера забрала?

— Осмелюсь доложить, он сказал, что только что болел инфлюэнцей.

— Инфлюэнца? Да что это за болезнь? Он бы ещё сказал, что триппером болел. Так-с, а это что за дурилкус остолопус в койке трясётся?

— Наш пациент Эдисон, осмелюсь доложить.

Дохтур схватился за голову.

— Это он и есть? Этот вонючий чернодерьерный? Дайте мне волю, я быстро из него сделаю белого человека.

У Уилларда лицо вытянулось.

— Извольте, разве он не белый?

— По-вашему тупому мнению, цветные не умеют маскироваться? Вы забыли, что я специалист по социал-дарвинизму. Не сомневайтесь, этот заокеанский дебил быстро станет шёлковым. Видите, какое у него размягчение, даже разжижение, мозга? Что стоите, как чурбан, несите стул! Из моей комнаты.

Социал-дарвинист вновь воссел и приступил к экзамену.

— Расскажите, как поступать, когда на голову пациенту  упал кирпич.

Интерн молчал, не зная ни единого слова из ответа.

— Вам двойка! Зачем я только пошёл в доктора, хотел же стать священником. Берём тот самый роковой кирпич, разламываем, превращаем в крошку и истираем порошок. Делаем из неё микстуру и поим пациента по чайной ложке три раза в день. Почему у Эдисона голова тупая-претупая и мозги размягчённые, скажите мне. Очевидно, его приласкали по башке дубиной, да так сильно, что та самая дубинушка ухнет от зависти. Только надо определится, чем его тюкнули, дубинкой или кирпичом. И мы узнаем, из чего делать микстуру.

В ответ привычное молчание.

— Потомков древних ариев вы знаете, это мы и есть. Назовите известные вам низшие расы.

— Жиды. Япошки. Негритосы. Татарва.

— Хоть чего-то я от вас добился. Определите-ка, к какой из низших рас относится Эдисон. Может быть, всё ещё хуже, чем мы думаем? Может, Эдисон… колдун?! Или демон?

Произнеся смелый вердикт, Андрей Хамфри размашисто перекрестился:

— Чур меня! Господи, спаси и сохрани!

«Сёма» не знал, стоит ли ему сбежать от греха подальше, но эскулап прервал его порыв.

— Что встали, как истукан? Доставайте ампулу со святой водой.

Интерн преломил нужную ампулу, и Эдисон утихомирился.

— Он, чертяка, гадит благородным деяниям нашей Империи.

И непредвиденно запел:

Нам нет преград ни в море, ни на суше,

Нам не страшны ни льды, ни облака.

Пламя души своей, знамя страны своей

Мы пронесём через миры и века.

Оконные стёкла дрожали. Эскулап откланялся перед слушателем, а Эдисон даже зааплодировал, не выходя из своего беспомощного состояния.

— Видите? — со слезами умиления отреагировал начальник. — Дрессируется.

— Вы лечить его будем? — взмолился интерн.

Хамфри повертел пальцем у виска.

— У меня нет диплома. Одновременно вы слишком поспешны, молодой человек. Я вас, диких, начинаю бояться. Хинин со стрихнином не путаете? Несите ампулы с никотином да полные банки лауданума, будем делать американскому придурку инъекцию.

Заболевший Эдисон что-то да слышал. Не спрашивая разрешения, он выскочил из палаты со скоростью пули. Эскулап угрожал беглецу кулаком.

— Я его побаиваюсь. Кто позволил, дубина стоеросовая из железного дерева? Сёма, живо за ним. — Далее тот кричал. —Живьём брать колдуна и демона!

Ступни резко ударились о поверхность улицы. Ветер мерно обвевал тело пациента, пока то мчался по неприбранным, и в колдобинах, тротуарам. Погоня шла в горячей крови. Жители Столицы поражались прыти, но дорога была недолгой. Важный гость споткнулся и упал на брусчатку.

Прямо перед ним остановился кэб, где сидела перепуганная молодая девушка. Вовремя подоспевший интерн остановился как вкопанный, ибо пассажирка была довольно мила.