Земля за великим лимитрофом: от "России-Евразии" к "России в Евразии" - [7]
На юге за такой край Лимитрофа можно принять тюрко-иранское (узбеко-таджико-пуштунское) этническое порубежье, на западе — подобный же переход от славянских к германским землям. Показательно, что именно эти области, где Лимитрофом "омываются" популяционные ядра соседних цивилизаций, дают нам в истории тот максимум распространения российской экспансии, в пределах которого империи удавалось закрепиться сколько-нибудь надолго. Все продвижения русских западнее Эльбы и южнее Памира были либо сознательно краткосрочными вылазками, либо кончались такими провалами, как афганская война.
Скажем четко и прямо: экстериоризация российской геополитики, ее сконцентрированность не на обживании своей платформы, а на непосредственном присутствии России в жизни чужих цивилизаций, прежде всего евро-атлантической, необходимо требовала интериоризации Великого Лимитрофа, включения его в Россию. Так создавалась структура "России-Евразии", в частности, под лозунгами "насаждения европейской цивилизации" и в России, и на подгребаемом ею под себя Великом Лимитрофе. В смысле более узком "евразийскими" называются те эпохи нашей геополитики, когда Россия, отбрасываемая сопротивлением западных держав или восстаниями самих лимитрофных народов, сосредоточивала активность на участках Евразии, ведущих к Среднему Востоку, Китаю или более далекой Индии. Однако показанная выше причастность к Лимитрофу также и Восточной — "псевдо-Центральной" — Европы побуждает рассматривать, наряду с "азиатскими" военным акциями, русское господство над Галицией, сюзеренитет над Венгрией и Польшей как реализацию имиджа "России-Евразии".
Когда Россия поглощает Великий Лимитроф, тогда Европа и Средний Восток оказываются сферой прямых геополитических интересов этой "России-Евразии". Ареалы же более отдаленные, вроде Африки за Сахарой, скорее могли попадать в область ее интересов миросистемных, менее зависимых от пространственного фактора и не предполагающих его прямого конвертирования в могущество или слабость России.
Такая модель "России-Евразии" позволяет по-новому прочитать историю русско-турецких войн XVII–XX вв., вскрывая в их мотивации пласт более глубинный, чем прагматическое стремление к черноморским проливам или византийско-панславистская демагогия. Балкано-анатолийский ареал — своеобразная "малая Евразия", через Закавказье и Восточную Европу примыкающая к Великому Лимитрофу, но исполнявшая функцию смычки между великими культурными ареалами задолго до возникновения России и ее Лимитрофа. С неолитических времен и позже, при хеттах, персах, греках, римлянах и византийцах, она была проводником взаимных влияний Передней Азии и Европы. Ту же роль "малая Евразия" сохранила и при турках — народе тюркской "парадоксальной" периферии (термин принадлежит М. Ильину) ислама, в середине нашего тысячелетия по-имперски вдохнувшем новую мощь в шпенглеровскую "осень" этой цивилизации, сыгравшем роль, аналогичную роли Ассирии — в месопотамском мире, Рима — в греко-эллинистическом и, возможно, США — в истории Евро-Атлантики.
Для русских "восточный вопрос" был шансом прорыва в тот защищенный анатолийской нишей придел ("филиал") Лимитрофа, который был посредником уже не между Россией и иными цивилизациями, а непосредственно между крупнейшими средиземноморскими "человечествами", на которые Россия стремилась спроецировать свою мощь. Турция же в ее развороте от Закавказья до Дуная представала как типично "лимитрофная империя" (наподобие Речи Посполитой), собирающая с опорой на свою нишу часть "большой Евразии" — в противовес России. Утверждение "России-Евразии" выглядело вечно незаконченным без балкано-анатолийского придела, демаскируя европейско-средиземноморский замах нашего великоимперского евра-зийства. В свою очередь "малая Евразия" из деградирующей империи позднего ислама становилась по преимуществу силой контрроссийского геополитического строительства на Лимитрофе. Отсюда — судьба Турции в последние полтора века: и ее яростная защита Западом от России, и ее вестернизация, и роль единственного неевропейского члена НАТО, и ее превращение в "свет южного евразийства", и неизбежность для русских "православной" игры на Балканах ради раскола и поляризации "малой Евразии". Этот "локоть, который России так и не удалось укусить", обнаруживает как различие двух Евразии — околороссийской и средиземноморской, так и их способность к целостному функционированию в качестве единой системы и — в ущерб евразийским позициям русских.
VI
Геополитические перемены начала 90-х гг., способные в представлении многих обернуться разрушением "истинной России" и переходом к "Анти-России демократов" на самом деле, как уже говорилось, должны быть описаны в категориях экстериоризации Великого Лимитрофа и утверждения вместо "России-Евразии" — впервые с XVII в. — модели "России в Евразии". Сегодня Великий Лимитроф после долгой русской гегемонии являет собой огромную зону слабо милитаризованных или практически демилитаризованных образований, пытающихся в комбинациях цивилизационных усыновлений и внутрилимитрофных сговоров обрести хоть какую-то опору для собственной политики. Что касается России, то по логике системных связей, представленных выше, экстериоризация Лимитрофа должна обернуться:
Вместе с большевистской государственностью окончился весь 280-летний великоимперский западоцентристский цикл российской истории. Может быть, в будущем России еще суждено будет вновь распространяться на "территории-проливы", но произойдет это уже при ином состоянии мира… и, наверное, не на нашем веку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Капитальный труд известного российского ученого, одного из создателей современной российской политологии, Вадима Леонидовича Цымбурского (1957–2009) посвящен исследованию возникновения и развития отечественной геополитической мысли последних трех веков нашей истории. На страницах этого opus magnum подробно изложена теория и история геополитики, вопросы цивилизационной гео– и хронополитики, цивилизационного строения современного мира.Своей центральной задачей автор поставил пересмотр традиционных представлений о России как геополитическом субъекте, существующем в парадигме западничества и славянофильства.В.Л.
Выступление было озвучено 24 января 1994 года на заседании московского клуба «Свободное слово», посвященного теме «Русский фашизм — миф или реальность?». Члены клуба, включая цитируемых в выступлении Цымбурского философов В.М. Межуева и К.М. Кантора, обсуждали, по следам неожиданного успеха партии Владимира Жириновского на выборах в Государственную думу в декабре 1993 года, насколько вероятен политический успех «русского фашизма» и в какой мере ответственность за возникновение этого феномена несет либерализм в его искривленной отечественной версии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.
Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.
«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.
Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.
Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.
Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».