Земля родная - [19]

       А на речке Чигиринке,

       От печали

                        чуть жива,

       С горя справила поминки

       Чигиринская вдова.

       Наварила баба пива,

       Гречаныки испекла,

       Застелила всем на диво

       Три дубовые стола.

       Помолилась в добрый час,

       Смыла слезы с карих глаз.

       — Будьте ласка, паны немцы,

       Повечерять прошу вас!..

       Оказали паны честь,

       Гречаныки сели есть.

       Ели паны, пили паны,

       Надивиться не могли,

       До полночи шибко пьяны,

       Паны наземь полегли.

       Баба жар в загнетке взбила,

       Баба вьюшечку прикрыла,

       За водою вышла баба,

       Повернула за дубы…

       А наутро, подле штаба,

       Клали панов во гробы.

       Бабу требуют к ответу,

       Отыскали вдовий след…

       А на речке — бабы нету,

       Ведра тут, а бабы нет.

Он идет перед народом,

Невидимый на виду,

Слово скажет мимоходом,

Улыбнется на ходу.

Либо дедом бородатым

С вечной торбой за спиной,

А в суме-то, чай, гранаты,

Будто хлебушко ржаной.

Либо бабкой в старой свитке,

А под свиткой, будто спит,

Как младенец малый с виду,

Громоносный динамит.

Либо хлопцем синеглазым,

На груди, как птиц храня,

Окрыленные приказы

Из далекого Кремля.

Либо девкой-домовницей,

А под шалью, только тронь,

Красным солнышком таится

Флага красного огонь.

Либо батькой, либо сыном,

Либо дочкою с лица,

Мимо дома, мимо тына,

Мимо отчего крыльца.

       Сколько раз меня встречала,

       А встречать не чаяла,

       Нипочем не уличала,

       Милая, печальная…

       Если я усну от боли

       С легкой пулею в груди,

       Не ищи, как ветра в поле,

       За недолю не суди.

       И сложи такую песню,

       Будто, в мире наяву, —

       Я, одной тебе известный,

       Невидимкою живу.

       Я, как суд, иду по свету,

       Чистой правды не тая.

       Там фашистам веры нету,

       Гибель ждет их там, где я.

А в Донбассе, —

                      страже зоркой

Обушком кончая век,

Вышел к шахте перед зорькой

Невидимый человек.

Как ударил гром по штреку,

Крепи вечные дробя, —

Не хватило человеку

Малость смерти для себя.

Вышло войско по тревоге

На отвалы и валы…

Обыскали все берлоги,

К штабу дядьку привели.

Глянул дядька из-под чуба,

Вытер бороду рукой,

Дядька ростом до полдуба, —

Смотрят немцы: кто такой?

Чуют немцы, —

                     взятки гладки,

Дядька на зуб сам остер,

Только в лоб получишь с дядьки,

По рукам видать — шахтер.

Вышел к дядьке для почину

Старый, вроде главаря,

Генерал, видать, по чину,

Деликатно говоря,

Дескать, вам, как диверсанту,

Жить на свете ровно час,

Опишите вашу банду,

А не то, повешу вас.

…Зорька зрела ранним цветом,

Ветер тронул тополя,

Над Артемовским Советом

Флаг германский шевеля.

Поглядел шахтер на небо,

Сдвинул брови и сказал:

— Запишите, колы треба,

Герр вельможный генерал.

Сам старенький, незавидный,

Добре ваше геррство бъе,

Е у ме́не батька ридный,

Та браты у ме́не е,

Та сынов с дочка́ми мав,

Та внучки́в нагодував,

Та ще кумы, та ще сваты

Дуже порохом богаты.

Та колы писаты кряду,

Запишить мени — мою

Всю Донецькую громаду,

Всю шахтерскую семью.

Та ще треба записать,

Те, шо ты, собака, тать,

И в Донбаси тоби, татю,

Николы не панувать!..

       Не слыхать в полях сражений,

       В селах улицы пусты,

       Возле складов оружейных

       Бродят тенями посты.

       А по травам — то ли шорох.

       То ли щебет, то ли речь…

       Тяжело фашистам порох

       По ночам в Руси стеречь.

       Не спасет его средь ночи

       Туча черная дождем,

       Если спички дождь замочит,

       Сердцем порох подожжем.

Ходят ходики без стука,

У порога бродит кот,

Плачет бабка возле внука,

Внуку плакать не дает:

       — Спи, мой малый, помолчи,

       Воры съели калачи.

       Нынче мамку взяли воры,

       Деда ищут, бабку бьют,

       Будет голод, будет горе…

       Баю-баиньки, баю.

А в московской стороне

На измученном коне

Ездит тятька без дорожек,

День в бою и ночь в бою,

Нам помочь пока не может…

Баю-баиньки, баю.

       Слышишь, малый, ровно в ряд

       Воры в горнице храпят.

       Тихо-тихо, будто дрема,

       Как прикованный к ружью,

       Ходит дед твой возле дома…

       Баю-баиньки, баю.

Ходит старый у ворот,

Скоро в горницу войдет.

Не поднимут воры веки,

Не увидят смерть свою.

Лягут воры спать навеки…

Баю-баиньки баю.

       Будет время, помолчи,

       Разведу огонь в печи,

       Чем душе твоей угодно,

       Накормлю и напою…

       …Спи, мой тихий, мой голодный.

       Баю-баиньки баю.

Ты припомни, мать Россия,

Непреклонная в войне,

Как сама меня растила,

В зыбке сказывала мне:

       — Если враг с его оружьем —

       Ложью, ядом и огнем,

       Словно змей тебя окружит,

       Словно вор вползет в твой дом —

       Стань живучим, как вода,

       Негорючим, как руда,

       Стань сильнее змей гремучих,

       Не сдавайся никогда.

       Без сомненья, без опаски,

       По велениям моим,

       Стань, родимый, будто в сказке,

       Вражьим глазом невидим.

…Не нашел я крепче силы,

Чем святая сила — гнев.

Гнев поднимет из могилы,

Закалит в любом огне,

Поведет непобедимо

Человека за собой —

Через крепость невидимым,

Невредимым через бой.

Не считает стен преградой,

Бронь застав развеет в пыль…

В гневе

          сказка стала правдой.