Земля призраков - [74]

Джереми не пришел ужинать. Пока они сидели над своими тарелками, Нора поочередно испытывала приступы вины из-за того, что, наверное, оттолкнула Джереми, и радость от возможности побыть наедине с Кормаком. Он ни разу не коснулся ее, пока они готовили еду, и никто из них не упомянул о том мгновенном сумасшествии, которое овладело ими по дороге из Таллимора. Оба они, казалось, искусно старались уклониться от вопроса (хотя он неясно вырисовывался — по крайней мере, у нее в голове): скорее не о том, сможет ли подобное произойти опять, но — когда это произойдет. И еще она сомневалась в своих чувствах. Она не была готова к дальнейшему развитию событий. Ведь Кормак многого не знал.

— Вы никогда не рассказывали мне, почему заинтересовались болотными телами, — сказал он, забирая у нее мокрую тарелку, когда они мыли и вытирали посуду после ужина.

— Я полагаю, это началось в те летние месяцы, что я проводила с бабушкой и дедушкой в Клэре. Мой дедушка делал небольшие запасы торфа, и меня всегда приводили в восторг те вещи, которые он находил в болоте. Ничего особенного, в основном деревянные колоды. Они выглядели так, словно их вырубили накануне. Однажды он показал мне очертания упавшего дерева. Дерево полностью исчезло, но оставило что-то вроде призрачного отпечатка на торфе. Потом, когда мне было около четырнадцати, я решила сделать школьную газету о болотах. Я наткнулась в библиотеке на книгу, в которой были напечатаны потрясающие черно-белые изображения Толлундского человека, — она помолчала. — Вы же знаете о Толлундском человеке, это знаменитое болотное тело из Дании?

Кормак кивнул.

— Конечно, знаю его, хотя в действительности мы никогда не встречались.

— Разве это не поразительно? Видеть его лицо, морщины и ресницы, и щетину на подбородке, так прекрасно сохранившиеся спустя две тысячи лет. Я увлеклась. И чем больше узнавала о нем, тем интереснее становилось. Почему он обнажен? Почему его горло перерезано? И зачем эта петля на шее? Я начала собирать все, что могла найти о болотах — археологию, биологию, химию. Даже когда ты понимаешь, как происходит консервация, ощущение необычности этого процесса сохраняется: ненасыщенные жировые кислоты постепенно заменяются жировыми, в которых на два атома углерода меньше. Поэтому органические составляющие тела не разрушаются обычным путем, а химически трансформируются.

Она вытащила пробку и стала наблюдать, как остатки мыльной воды исчезают в водостоке.

— Вы в порядке?

Она кивнула.

— Просто думаю.

Нора вышла из кухни, Кормак последовал за ней. Когда они достигли холла, царящую в доме тишину нарушал единственный звук — тиканье старинных часов.

— Мертвая тишина, не правда ли? — сказал Кормак.

— Слишком тихо. Я пойду спать.

Он не ответил, но последовал за ней по главной лестнице. Только когда они достигли площадки, Кормак заговорил:

— Хью дал мне бутылку очень милого виски, и я думал опрокинуть стаканчик на ночь. У вас нет желания присоединиться ко мне?

Она остановилась вполоборота к нему:

— Я не знаю, Кормак…

Ее голос был совсем тихим.

— Только половина одиннадцатого. Пойдемте и посидим немного. Может, блуждающий огонек опять покажется этой ночью.

Нора все еще колебалась, привлеченная задумчивым выражением в его глазах. Она обнаружила, что гадает: чуть заметная и почти трогательная складка его губ — orbicularis oris называется этот мускул — от игры на флейте?

— Виски? — спросила она. Он улыбнулся. — Может, еще раз прослушаем запись миссис Клири?

Несколько минут спустя Кормак зажег камин в своей комнате, а Нора устроилась в тяжелом кожаном кресле рядом с ним.

— Знаете, я думаю, может, нам стоит попытаться найти Джереми, — сказала она, когда Кормак протянул ей толстый стакан с золотистой жидкостью. Она подняла виски к своему носу и насладилась терпким запахом торфяного дыма, исходившим из стакана.

— Полагаю, он сейчас возненавидит любого, кто попытается нарушить его уединение, — заметил Кормак, устраиваясь в кресле напротив нее. — Что бы ни было, это минует. Подождем и посмотрим.

— А как вы приобрели такое понимание подростковой психологии, могу я узнать?

— Если я и знаю что-то о таком путаном парне, как Джереми, — произнес Кормак, — то потому, что когда-то я был таким же.

— А что же вас запутало?

Он побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, а затем, пододвинувшись к камину, уставился на мерцающий огонь.

— О, вы знаете, типичное смятение молодого человека, покинувшего дом и обнаружившего, что он отнюдь не так умен, как полагал раньше. Ну, и моя мать была очень больна. Вскоре она умерла. Тогда она была единственным родным мне человеком, и меня словно пустили по течению.

— Боже, Кормак, это ужасно. Сколько вам было лет?

— Девятнадцать. Я не знаю, что бы случилось, если бы Габриал не бросил мне спасательный трос.

— Я и не представляла, что вы с Габриалом были столь близки. Я видела фотографию на каминной полке… — Тут Нора вдруг осознала, что не рассказала Кормаку о том, что была у него в доме. — Вы, должно быть, по-настоящему тоскуете о нем.

— Да, — Кормак говорил, отвернувшись от нее, но она могла различить нотку опустошенности в его голосе. — Странно, что у Габриала не было детей — не уверен, сознательно или случайно, но он откуда-то хорошо знал, как быть отцом.