Земля под копытами - [123]
Все-таки и сейчас я думаю, что Сластиона до бригадирства мы правильно подняли. Надо омолаживать руководящие кадры за счет рядовых производственников, об этом и спору быть не может. Но с новым выдвижением — на более высокую ступеньку — поспешили. Не заметили симптома. А если и замечали, то считали: не это в человеке главнее, пусть себе танцуют и поют в свободное от работы время, ведь теперь требуется и культурный уровень людей обеспечивать. Лишь бы работа шла, а он хорошо начал на первых порах. Да и что теперь скрывать — прирос он ко мне, прилепился, сумел, талант такой у него был — врастать в человека, как омела в дерево.
Началось с бильярда. Люблю бильярд, это молодость моя, а много ли мы ее за работой видели? Хозяйство на плечах, день-деньской крутишься, как муха в кипятке, а когда вечер посвободней выпадет, хочется по-человечески отдохнуть, культурно. Шары погонять, за пивком с тараночкой посидеть — что рабочему человеку надо? Так Сластион на одном краю села живет, а я на другом. Пойдешь к нему, бывало, чтоб в клуб позвать, — только-только ушел, говорит жена. Где его искать? Вот и пропал вечер. Как-то он мне говорит:
— А будь у меня дома телефон, мы бы могли действовать согласованно.
Я тогда промолчал, потому что АТС у нас хоть и колхозная, а с номерами туго: служб в села много, да и каждому специалисту телефон нужен. Промолчал я, значит, но заноза в мозгу засела. В бильярд-то мне поиграть не с кем, — так, чтобы та моем уровне. Вот и говорю связистам, говорю и сам к себе прислушиваюсь, будто это не я, а кто-то другой моим голосом:
— Как это так, товарищи, получается, что на квартире у бригадира строительной бригады до сих пор телефона нет? Фронт строительных работ ширится, а отсутствие телефона у Йосипа Македоновича задерживает наш рост.
Говорю это и сам себе удивляюсь, а он рядом стоит, глядит на меня черными своими глазищами и не моргнет. Провели ему связисты телефон, хоть и пришлось за колхозный счет немало столбов поставить. Звонит вечером:
— Кто это?
— А вам кого нужно? — спрашиваю.
— Председателя колхоза.
— Я слушаю.
— Сластион на собственном проводе. Вы уже ужинали?
— Да нет, собираемся.
— А мы поужинали. Есть предложение завтра с семьями выехать на природу и отметить новый этап телефонизации села. Поддерживаете авторитетно наше предложение?
— Было б с чем ехать, — отвечаю: вижу, что не отстанет.
— Продовольственный план уже составлен, и моя половина его успешно реализует.
И начал перечислять, сколько чего наварено и нажарено.
А поесть я мастак. Было это поздней весной. Сев прошел, а сенокос еще на пятки не садится. Даю согласие. Поехали мы на природу раз, второй, потом отправились в цирк и по магазинам столичным. А вскоре так семьями сошлись, что водой, не разольешь. Жинка его отменно готовила. Пирожков напечет или холодца сварит — ешь, ешь, уже и не можешь, а все ешь. А Сластион каждое мое слово на лету ловит, поддакивает. Потом выбрал момент и говорит: если моя жена так вкусно готовит, разве ей в бригаде место, на бураках? Муж у нее на руководящей работе, человек должностной, а в колхозной столовой повар нужен. Повар в столовую, действительно, нужен, твоя правда, думаю, но последнее это дело — молодку из бригады забирать, мало ли женщин, которые весь свой век на фермах проработали, теперь здоровье их пошатнулось, и им нужна работа полегче… Пироги Сластионихи у меня в горле так и застряли, не продыхнуть. Да не выплюнешь: ем, нахваливаю и снова ем. Я так считаю, что твердости мне не хватило тогда, чтоб ко всем чертям послать его вместе с этими пирожками. А он воспользовался моей слабинкой. Это получалось у него — человека будто насквозь видел. Теперь и у нас, и в районе про него говорят — демагог, а тогда, признаюсь, любовались и восхищались! Как только собрание, Сластион на трибуне, об успехах бригады с горящими глазами рассказывает, колхозное руководство похваливает, да чуток и покритикует, без этого нельзя. В армии он сдал экзамены за восемь классов, а у нас записался в вечернюю школу и через два года аттестат получил, документы в сельскохозяйственную академию на заочное отделение подал. Мы видим, растет человек. А растет — значит, и поднимать надо. Да только не учли, что у каждого человека свой потолок есть. У одного он выше, у другого — ниже, это от характера и таланта зависит. Но если человека выше, чем его способности позволяют, поднять, он от земли отрывается, и тогда уж с ним всякое случиться может. Опасным такой человек становится для окружающей среды.
Ввели у нас по штатному расписанию новую должность — инженер-строитель. А специалистов такого профиля нет. Звоню в район: дали ставку, дайте и человека. Опирайтесь на местные кадры, отвечают. Гоняем мы как-то шары. Сластион проиграл, настроение у меня поднялось. Разбиваю снова — два в лузу. Прямо петь хочется. И в колхозе дела в эти дни ладились. Сластион, конечно, поджидал такой момент.
— Есть кандидатура на инженера-строителя. Проверенный товарищ.
— Кто?
— Йосип Македонович Сластион…
Бьет — и мимо. А с лица — хоть бы покраснел. Я, правда, чертыхнулся:
— Да какой же из тебя инженер — без образования?
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.