Земля под копытами - [122]

И наблюдался у нас высокий энтузиазм.

До сих пор у меня на душе скребет, что нас не успели по телевизору показать. Йосип Македонович все обещал, готовился, и костюм новый в районе пошил, серый, в белую полосочку. И я, дурной, потратился, купил сорочку капроновую, зеленую, — теперь все телевизоры цветные.

За восемнадцать рубчиков!..

10

Я крепкий мужик, на камне посей — взойду. А он еще крепче будет. Зауважал я Йосипа Македоновича, когда он на бильярде учился. Упорный он, таких уважаю. Я сам такой же, надо — напролом пойду. Работал я снабженцем на базе отдыха. Ну, не вышло, съели, схрумали. Я — деру оттуда. Уехали мы с жинкой к ней на родину. Пошла она дояркой в колхоз. Говорит, буду работать, если мужа получше устроите, у него такой организм, что пуп надрывать не рекомендуется. Председатель колхоза и говорит: будешь завклубом. А что, думаю, я на бильярде здорово играю, справлюсь. Поехали в район, а завкультурой категорически против, мол, что это за культура, если без образования.

Председатель за меня руку тянет:

— А он бильярдный кружок организует!

Ему-то, ясно, доярка нужна. Словом, уломали.

Привез я в село бильярд. А где ставить?

Председатель говорит: в фойе, пусть люди играют. Но я так к вопросу подхожу: поставим в фойе — не будет ни шаров, ни киев, и лузы все поразбивают.

— Что ты предлагаешь? — спрашивает председатель.

— Предлагаю в кабинете. А для масс домино есть.

Поставили у меня в кабинете.

Вечерами я, значит, загружен. Запрусь в кабинете и сам с собой играю. Председатель тоже стал наезжать. У меня в сейфе всегда таранка, сам ловлю рыбку и засаливаю, он пивка из района прихватит: живем. Только вот председатель в бильярд играл, как я в шахматы: знаю, где какая фигура и как ходить — на том и конец. Я уж и левой играю, и поддаюсь, как могу, но руки у меня такие — хоть глаза зажмурю, а они сами шар в лузу кладут. Мне неинтересно, и председателю тоже нет интереса, не выигрывает никогда. И авторитету его минус. Тут и подкатился Сластион. Приходит как-то ко мне домой с бутылкой. Давай, говорит, выпьем. Ну, отказываться не пристало, с людьми надо по-человечески. Да и кто на дармовщину откажется? Пью и думаю, что ему от меня нужно? Выпили по одной, по второй, он и говорит:

— Хочу к тебе в науку — штурмовать вершины культуры путем бильярда.

— Магарычное дело.

— Обеспечу на должном уровне. Но чтоб через неделю играть.

— Можно и за день научиться, это как у тебя руки стоят.

Скажу честно: руки у Сластиона к этой культурной игре оглоблями стояли. Мужицкие руки. Но стал учить. Утром даст распоряжения в бригаде — и в клуб как на работу. Закроем входные двери, — из фойе-то слышно, что в кабинете шарами стучат, — и вперед. Ударно трудились. Сперва Сластион кий держал будто топор. Думал, никогда не научится. А он уперся как бык. Ночами сам с собой играл — ключ у меня возьмет и тренируется до утра. Утром прихожу, а он аж шатается, синий весь, вокруг бильярда топчется и руками — дерг, дерг… Как-то заехал к Сластиону домой, а он и вокруг обеденного стола бегает с клюкой в руке:

— Разбиваю!.. Двойка в середину! Пятый в левый угол! Восьмой — в правый!

Тренируется.

Я тихонько двери прикрыл — и назад. Иду по улице, головой качаю: вот характер, гору свернет, ежели гора у него на дороге встанет. Тогда впервые и подумал: на что уж я крепкий мужик, а он еще покрепче. Хоть бы, думаю, дорожки наши не перекрестились, не то доведется и отсюда деру давать, а я уже привык здесь, участок для застройки сельсовет выделил, и жинка не хочет больше по свету мотаться.

Как-то догоняет меня Сластион (он тогда еще на мотоцикле ездил) и спрашивает:

— Когда председатель с тобой играет?

— Обещал завтра заехать.

— Дверь не запирай, прибуду…

И прибыл. Я говорю: сыграйте. Сластион отнекивается, мол, никогда не играл… И проиграл председателю. И еще раз проиграл. А третью партию выиграл. Вижу, председатель загорелся. Со мной уже играть на следующий день не хочет, Сластиона требует. А Сластиона нету. Председатель просит: сбегай, позови Йосипа Македоновича, отыграться надо. Пошел я. Прихожу, рассказываю, что к чему. Он телевизор выключил, не спеша оделся. Идем молчим. К клубу подходим, я и говорю:

— Ну, ты и спец, Македонович, по части начальства.

Он засмеялся, довольный:

— Жизнь научит, а таланта нам не занимать…

11

Сластион — это мой недосмотр, недоработка. Промашку свою где следует признал и признаю. Не ошибается тот, кто не работает, а кто ошибается, того бьют. И правильно. Такова диалектика жизни. И я свое за Сластиона получил. Не жалуюсь, нет. Умом все понимаю. А на душе и поныне кошки скребут: ну как он мог так ослепить меня?! Ну словно гипнозом взял, чертова душа! Предрассудков я не поддерживаю, с предрассудками мы боремся, но иногда думаешь: может, и есть она, нечистая сила, от которой бабы открещиваются? Хоть бы и с этим отцом его — анкетные данные точно не прощупываются. Пенсионеров расспросил, кто до войны в номенклатурных ходил. Не помнят такого районного работника, который бы в нашем селе с уполномоченными песенки пел и чтоб свистульки его до областных масштабов подняли. А поговоришь с нашими старыми колхозниками — и костюм Уполномоченного над уполномоченными опишут, и как ходил, и что говорил, и портфель со всем содержимым. Вот кабы мать Сластиона жива была, та б рассказала… Разыскал я одного деда, который возил Уполномоченного над уполномоченными по полям. Он всех уполномоченных от села опекал. Так он рассказывает, будто ему рассказывали, что тот Уполномоченный не разрешал себя в райцентр возить, а только до поворота, — там в былые времена корчма стояла, и до сих пор развилку эту Корчмой называют. Плохое место, нечистое, я дважды там ломался, а раз столкнулся с молоковозом. Как только доедут до Корчмы, он с воза слезет и шляпу подымет: «Спасибо, я напрямик». И встречали его, чтоб в село отвезти, на той же развилке. В райцентре вроде бы никто из наших его не видел. Предрассудки, конечно, но разговоры такие есть…