Земля под ее ногами - [7]
Другое, огромное, насекомое повисло над нами, придавив нас к земле мощным потоком воздуха и оглушив пронзительным ревом двигателей. Наш вертолет успел подняться как раз вовремя, чтобы избежать крушения. Теперь пилот снизился почти до земли и завис, делая нам знаки.
— Сматываемся отсюда! — крикнула Вина.
Я помотал головой.
— Лети одна! — прокричал я в ответ. Сначала дело. Я должен был послать в агентства свои снимки. — Я прилечу потом, — проревел я.
— Что?
— Потом!
— Что?
С самого начала предполагалось, что вертолет доставит нас на уединенную виллу на тихоокеанском побережье, виллу «Ураган», совладельцем которой был президент звукозаписывающей компании «Колкис». Вилла находилась к северу от Пуэрто-Валларта, в престижном отдалении, и была зажата, как волшебное царство, между джунглями и морем. Теперь никто не мог сказать, уцелела ли она. Мир изменился. Но, подобно тому как жители городка хватались за свои рамочки с фотографиями, а дон Анхель — за свои кастрюли, Вина осталась верна идее постоянства. Она не собиралась менять намеченную программу. Однако пока похищенные мною образы не попали в выпуски новостей и я не потребовал за них выкуп, о тропическом Шангри-Ла[11] не могло быть и речи.
— Тогда я полетела! — прокричала она.
— Я не могу лететь.
— Что?
— Лети.
— Пошел ты!
— Что?
В следующую минуту она была уже в вертолете, который поднимался; а я не полетел с нею и никогда ее больше не видел. Никто никогда ее больше не видел. Ее последние, обращенные ко мне, слова разбивают мне сердце всякий раз, когда я их вспоминаю, а вспоминаю я их тысячу раз на дню, каждый день, не считая бесконечных бессонных ночей.
— Прощай, Надежда.
Псевдонимом Рай я стал пользоваться с тех пор, как начал работать на знаменитое агентство «Навуходоносор». Псевдонимы, сценические имена, агентурные клички — для писателей, актеров, шпионов это маски, скрывающие или изменяющие их настоящее лицо. Но когда я начал называть себя Rai, «благородный», это было как саморазоблачение, потому что я раскрыл миру самое дорогое — ласковое прозвище, которым еще в детстве наградила меня Вина; это был символ моей щенячьей любви к ней. «Потому что ты держишься как маленький принц, — нежно сказала она мне, когда я был девятилетним мальчишкой с проволокой на зубах, — и только твои друзья знают, что ты самый обыкновенный придурок».
Таким был Рай, мальчик-принц. Но детство кончилось, и во взрослой жизни не я, а Ормус Кама стал ее волшебным принцем. Прозвище тем не менее за мной осталось, и Ормус по доброте своей звал меня так же; точнее, он подхватил это у Вины как инфекцию. Скажем так: ему никогда не приходило в голову, что я могу составить ему какую бы то ни было конкуренцию, что я могу представлять для него угрозу, поэтому он считал меня своим другом. Но сейчас это не важно. Рай. Это слово также означает желание; личную склонность человека, путь, который он избрал для себя; волю, силу характера. Все, что я ценил в людях. Мне нравилось, что это имя легко подхватывают: любой мог произнести его, оно хорошо звучало на всех языках. А если ко мне вдруг обращались «Эй, Рэй» в этой великой демократии исковерканных имен — в США, я не возражал, я просто получал свой выгодный заказ и был таков. А в другой части света «рай» означает музыку. Увы, на родине этой музыки религиозные фанатики стали убивать музыкантов. Они считают музыку оскорбительной для бога, который дал нам голос, но не желает, чтобы мы пели, наделил нас свободой воли — rai, но предпочитает, чтобы мы ею не пользовались.
В любом случае, теперь все называют меня Рай. Просто по имени, так легче, таков современный стиль. Многие даже не знают, что в действительности я Умид Мерчант. Умид Мерчант, выросший в другой вселенной, в другом временном измерении, в Бомбее, в бунгало на Кафф-парейд, давным-давно сгоревшем. Фамилия Мерчант — возможно, следует это пояснить — значит «купец». Бомбейские семьи часто носят фамилии, произошедшие от занятий их предков. Эндженир, Контрэктор, Доктор. А ведь есть еще Редимани[12], Кэшонделивери[13] и Фишвала. Мистри — это каменщик, Вадия — корабельных дел мастер, Вакил — юрист, Шрофф — банкир. А от вечного романа вечно испытывающего жажду города с газированными напитками произошли не только Батливала[14], но и Содавотабатливала, и не только Содавотабатливала, но даже Содавотабатлиоупенавала.
