Земля осени - [3]

— Давно идете?

— Да уже недель шесть.

Рэнд внимательно посмотрел на него. Одежда путника была старой и потрепанной, но совершенно чистой. Он брился день-два тому назад. Волосы у него были длинными, но, видимо, не потому, что ему так нравилось, — просто он давно не стригся.

Вода хлынула в желоб, и человек, сложив руки ковшичком, подставил их под струю, собираясь напиться.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Очень хотелось пить.

— Давно ели? — спросил Рэнд. Человек заколебался.

— Давненько, — признался он.

— Возьмите вон ту коробку на заднем сиденье. Берите себе тарелку и вилку. И чашку тоже. Кофе скоро поспеет.

— Не хотелось бы мне, мистер, чтобы вы подумали, что я подошел сюда….

— Бросьте, — сказал Рэнд. — Я знаю, как обстоят дела. Этого нам хватит на двоих.

Человек взял тарелку, кружку, нож, вилку, ложку, подошел к огню.

— Никак не могу привыкнуть, — пожаловался он. — Сроду я не бездельничал. Всю жизнь работал. С семнадцати лет.

— Вам готово, — сказал Рэнд. Он перевернул яичницу на тарелку, вернулся к ящику и взял еще три яйца.

Человек подошел к столику и поставил на него тарелку.

— Не ждите меня, — сказал Рэнд, — ешьте, пока не остыло. Кофе вот-вот будет. Там хлеб, если надо.

— Я возьму ломтик потом, — отозвался человек, — затру им тарелку.

А звали его Джоном Стирлингом. „И где теперь этот Джон Стирлинг? — подумал Рэнд. — По-прежнему бредет по шоссе в поисках хоть какой-нибудь работы, работы на день, на час, — человек, который с семнадцати лет держался работой и вдруг потерял ее?" Думая о Стирлинге, он почувствовал свою вину перед ним. Долг, причитавшийся Джону Стирлингу, он не в силах вернуть. Он не знал, что та беседа сделает его должником.

Они сидели и беседовали и ели яичницу, затирая тарелки хлебом и запивая горячим кофе.

— С семнадцати лет работаю, — говорил Стирлинг. — Золотые руки. И все годы в одной компании. Потом меня из нее вышвырнули. Меня и сотни четыре таких же. Всех сразу. А после и от других избавились. Я не один был. Нас было много. И всех нас не уволили, а просто распустили. И вернуть не обещали. Я понимаю, компания не виновата. Был большой контракт, и с ним не повезло. Не было работы. А вы? Вас тоже отпустили?

Рэнд кивнул:

— Откуда вы знаете?

— По этой еде. Дешевле, чем в ресторане. И у вас есть спальный мешок. Вы ведь в машине спите?

— Да, — ответил Рэнд. — Мне еще не так плохо. Другим хуже. У меня нет семьи.

— А у меня есть семья, — вздохнул Стирлинг. — Жена и трое ребятишек. Мы с женой потолковали. Она не хотела меня отпускать, но понимала, что мне надо уходить. Деньги вышли, а работы в округе не было. Я долго бродил все вокруг да около, но нигде легче не было. А если я ее оставлю, решили мы, ей станет легче. По крайней мере, у жены и детей будет еда и крыша над головой. Это мне теперь потяжелее. Но и всем нам нелегко. Когда-нибудь я вернусь. Вернусь, когда времена будут получше. Семья подождет.

По шоссе мчались автомобили. Белочка спустилась с дерева, осторожно подобралась к столу, но внезапно повернулась, словно испугавшись чего-то, и вскарабкалась на ближайший ствол.

— Я не знаю, — сказал Стирлинг. — Может, оно слишком развито для нас, это наше общество? Может быть, оно вышло из-под контроля? Я много читал. Всегда любил читать. И раздумывать над прочитанным. Мне кажется, что у нас просто мозги отстают. В доисторические времена, наверное, наши мозги были хороши. Мы правильно ими шевелили, пока не возвели слишком большое и сложное здание. Может, оно сложнее нашего разумения? Может, наши мозги больше не в силах достаточно хорошо управлять тем, что у нас есть? Мы высвободили экономические силы, которые не понимаем, и политические силы, которые не можем осмыслить, а раз уж мы не можем всего этого уразуметь, то и управлять не в силах. Наверное, поэтому мы с вами и потеряли работу.

— Не знаю, — сказал Рэнд, — никогда не задумывался над этим.

— Человек о многом думает, — сказал Стирлинг. — Он грезит о многом, идя по дороге. Нечего делать, кроме этого. Мечтаешь о всякой ерунде. Может, все это и выглядит глупо, но, может быть, и с вами так бывало?

— Иногда, — согласился Рэнд.

— Я над одним долго раздумывал. Ужасно глупая мысль. Может, я раздумывал над этим потому, что сам так много хожу? Иногда меня подвозят, но чаще всего я бреду пешком. И вот о чем я думал: а если человек уйдет очень-очень далеко, то не сможет ли он уйти ото всего этого? Чем дальше человек может идти, тем дальше он ото всего будет.

— Куда вы направляетесь? — спросил Рэнд.

— Вообще-то никуда. Лишь бы идти куда-нибудь. Этак с месяц я буду идти на юг. Подходящее направление перед началом зимы. Эти северные штаты не лучшее место для зимовки.

— Там осталась парочка яиц, — заметил Рэнд. — Как насчет добавки?

— Черт возьми, парень, я не могу. Я уже…

— Что такое три яйца? А меня это не разорит.

— Ну ладно, если ты уверен, что для тебя это ничего не значит. Вот что я тебе скажу: разбей их — и поделим пополам.

…Забывчивая старушка закончила собирать букет и отправилась домой. Сверху по улице донеслось постукивание трости: другой старый сосед Рэнда возвращался с вечерней прогулки. Заходящее солнце заливало землю благодатью. Листья были золотыми и красными, палевыми и желтыми. Они оставались такими с тех пор, как Рэнд появился здесь. Травы золотились вокруг них — не сухие, но лишь тронутые легкой кистью осени.