Земля осени - [2]

Все-таки денег он скопил меньше, чем мог бы, и это ограничивало время на поиск работы, а поскольку работу искали и другие, более опытные инженеры, Рэнд понимал, что сразу ему ее не найти. Он ехал и ехал по стране, ночуя в своем потрепанном автомобиле, останавливаясь на маленьких придорожных стоянках, чтобы приготовить себе еду.

Он почти что уже пересек штат. Дорога извивалась среди холмов, окружавших Миссисипи. Впереди за поворотом он мельком увидел дымящиеся трубы и высокие здания. Это означало, что там был город.

Рэнд выехал на обрыв, и тот предстал перед ним — маленький захолустный городок, лежавший за рекой. Ему показалось, что город виден хуже, чем должно быть, будто он был каким-то нереальным, декорацией, вырисовывающейся за занавесом, с неясными очертаниями и сглаженными углами, словно Рэнд смотрел на него сквозь озеро прозрачной, кристально чистой воды, подернутой мелкой рябью. Вначале он приписал это дорожной усталости и открыл окно, чтобы свежий воздух попадал в кабину, потом остановил машину, чтобы размяться и прогнать усталость.

Но стало еще хуже, чем раньше, и он даже немного испугался — не столько призрачного города в мареве, сколько своего состояния: он не понимал, что с ним могло случиться.

Он съехал на обочину, затормозил. Слабость, казалось, прошла. Он заметил, что дорога изменилась, и понял, почему она показалась ему неудобной. Поверхность ее была в „оспинах" — торчали куски бетона, а кое-где плиты были разбиты и выбоины засыпаны галькой.

Он оторвал глаза от дороги, чтобы взглянуть на город, и не увидел его. Город исчез. Только развалины остались на том месте, где он стоял. Рэнд опустил руки на баранку и в безмолвии — гробовом безмолвии — слушал вороний грай. Он, ошеломленный, пытался припомнить, слышал ли он раньше ворон, а затем увидел их — черные кляксы над вершиной обрыва. И еще там были деревья. Нет, не высокие и стройные, а раскиданные повсюду черные обрубки. Обломки города и останки деревьев с угольно-черными кляксами воронья над ними.

Едва ли он отдавал себе отчет в том, что делает, но остался в автомобиле. Потом, вспоминая, он решил, что это было глупостью. Но машина была единственной вещью, в неизменности которой он не сомневался, единственной вещью, связывавшей его с реальностью. Его руки шарили по сиденью и вдруг наткнулись на что-то твердое и продолговатое. Пальцы сжали находку, и до тех пор, пока он не вылез из автомобиля, он никак не мог сообразить, что же это такое у него в руках. Это был фотоаппарат, валявшийся около него на сиденье.

Сидя на веранде, рассохшийся пол которой поскрипывал под качалкой, он подумал, что снимки все еще сохранились, хотя очень много времени прошло с тех пор, как он вспоминал о них, очень много времени минуло с тех пор, как он вообще задумался о чем-либо из своей потусторонней жизни в этой стране осени. Это была дельная мысль, и он пытался удержать ее, сохраняя спокойствие и не допуская того, чтобы он догадался или, точнее сказать, решил, что догадался.

Фотографировал он бессознательно, хотя впоследствии пытался доказать себе, что это не так, поздравляя себя с ловким трюком, обеспечившим хоть малюсенькое доказательство того, чего одна лишь его память никогда бы доказать не смогла. Ведь верно — человек, грезящий о столь многом, обдумывающий разные разности, воображающий всякие события, никак не может доверять своей памяти.

Все, о чем он вспоминал, было туманным, словно действительность разрушенного города лежала в другом измерении, которое невозможно было ни объяснить, ни даже представить себе. Он мог лишь смутно вспомнить, как наводил на резкость и щелкал затвором. Он вспомнил людей, бросившихся к нему по склону холма, сумасшедший бег к автомобилю, захлопнутую дверь, машину, зигзагами летевшую по мостовой, по разрушенной дороге от вопящих людей, бывших менее чем в сотне футов позади.

Он снова съехал на обочину, дорога больше не была разрушенной. Она спокойно и ровно текла к городу, который недавно был разнесен в щепки. Да, он снова свернул с дороги и остановился. Сердце колотилось, и прошло немало времени, прежде чем он смог тронуться снова, и двигался очень медленно, потому что не доверял себе и боялся, словно вел машину на повышенной скорости.

Он намеревался переправиться через реку и, добравшись до Чикаго, переночевать там, но теперь планы его изменились. Он чувствовал себя не в своей тарелке, но у него были пленка и время, чтобы как следует обдумать все происшедшее.

Он нашел загородную стоянку в пяти милях от города, заехал туда, остановился рядом с жаровней и старой колонкой. Он взял несколько поленьев из поленницы и развел огонь, вытащил коробку с кухонной утварью и продуктами, повесил котелок с кофе, поставил сковороду на жаровню и разбил в нее три яйца.

Съезжая с дороги, он заметил человека, бредущего по обочине, а теперь, занявшись обедом, он увидел, что человек свернул и идет к автомобилю.

Незнакомец остановился у колонки.

— Работает? — спросил он. Рэнд кивнул:

— Я только что набрал воды в котелок.

— Жаркий денек, — заметил человек. Он заработал рычагом колонки. — Жаркий для прогулок, — добавил он.