Земля Горящих Трав - [21]

— Разумеется, — Армилл поставил бокал на стол. — Это девианты. Но ничего, мы подавим их деструктивные свойства.

— Пусть вернутся в свой мир и расскажут, что мое правление — спасение для Земли. От каждого моего шага зависит судьба миллионов. Мощь ивельтов не знает предела, возможности безграничны. Лучше Обитаемому миру не соваться в мои дела, — подчеркнул Стейр.

— Само собой, — сказал Армилл. — После психокоррекции наши гости не станут с этим спорить.

— И еще до коррекции, — с нажимом добавил Стейр, — попробуй взломать им сознание. С тех пор как мы стимулировали паразита, сил у нас должно хватить.

— Буду удивлен, если не хватит, — задумчиво подтвердил Армилл.

— Выжми из них все, что можно, — напутствовал Стейр. — Я хочу видеть все, что у них записано здесь, — он постучал себя пальцем по лбу.

Армилл вызвал Сеславина на очередной допрос. Сеславин помнил, что обещал канцлеру дать согласие на несколько допросов под сывороткой, чтобы доказать правдивость своих ответов во время обычных бесед. Парень полулежа устроился в анатомическом кресле, зажимы сами собой защелкнулись, обхватывая не только ноги и руки, но и пояс, шею и грудь. После того как Сеславин однажды сломал зажимы, их поставили новые, более прочные.

Но дальше, вместо привычного уже укола, над его головой вдруг нависла небольшая серая полусфера. Агент опустил ее и деловито закрепил у иномирца на лбу.

— Эй! Зачем это? Я буду сопротивляться! — тревожно предупредил Сеславин. — Не делайте этого!

Сеславин повел глазами — у него больше не было возможности даже повернуть голову. С прохладной полусферой, охватывающей лоб, он стал частью какой-то системы: от полусферы вели проводки к плоскому экрану у стены, от экрана — к металлическому обручу на голове Армилла, и обруч снова замыкался на полусферу.

— Это абсолютно не больно. И совершенно безвредно, — равнодушно произнес Армилл. — Это не займет много времени.

— Мы так не договаривались! — воскликнул Сеславин. — Я не дамся!

Вводя себя в боевое неистовство, он напряг все мышцы, пытаясь оттолкнуться от кресла спиной и локтями и разомкнуть зажимы. Он чувствовал, что сейчас треснет обруч, который сковывал его грудь. Но стоявший возле него агент взял его за плечо, наклонился и посмотрел в глаза. Сеславин ощутил приказ "лежать", которому почему-то не смог противиться: его мышцы обмякли, тело стало чужим. Полусфера начала странно давить на лоб, экран замерцал бело-голубоватым светом.

Армилл жестом приказал агенту отойти и сам перехватил взгляд Сеславина. Тот пытался сомкнуть веки, но его глаза остановились и застыли открытыми.

Сеславин чувствовал, как чужая власть пытается окончательно подчинить его себе, проникнуть в сознание. Его лицо все больше каменело в исступленном напряжении, делалось заостренным и изможденным, как у мертвого. Экран шел полосами и рябью, аппаратура была не в состоянии расшифровать ни один мыслеобраз. Армилл подался вперед, опираясь руками о кресло, наклонившись над Сеславином.

— Сигнала нет, — подал голос агент у экрана.

— Сам знаю, — стиснув зубы и морщась, откликнулся Армилл. — Еще немного…

Экран снова рябил.

— Дальше нельзя, — медик тронул Армилла за плечо. — Он не выдержит.

Армилл коротко выругался:

— Отключай! — и стащил с головы обруч.

Лицо Сеславина стало совсем резким и неподвижным. Медик подошел и сделал ему укол. Уставший, бледный Армилл налил себе сока из автомата у стены, выпил залпом, сел в низкое кресло.

— Упрямая сволочь, — пробормотал он, вытирая платком вспотевшее лицо. — С таким психокоррекции не получится: неисправим. Заберите его… — махнул он рукой. — Сутки пусть валяется в камере, отдыхает.

…Ярвенна и Сеславин остановились посредине изогнутого мостика над ручьем. Это был огромный парк вокруг даргородского университета. Даже не парк — целый лес с узкими тропинками, теряющимися в высокой траве, с редкими полянами, на которых среди шиповника и боярышника стоят деревянные скамьи. Над головой нависают ветви толстых, старых лип. В кронах перепархивают редкие птицы и жужжат пчелы. Ярвенна только что сплела себе венок из маленьких белых цветов на длинном стебле. Сеславин в кожаных штанах, в льняной рубашке, перепоясанный широким ремнем, был одет так, как обычно одеваются даргородские мужчины. Сеславин и Ярвенна посидели на перилах мостика, посмотрели в воду и снова углубились в парк. Посреди небольшой тенистой поляны Ярвенна замерла, ощущая, как звенит летний воздух.

— Люди обычно с трудом определяют растения, — говорила она Сеславину.

— А я хорошо, — похвалился тот. — Хочешь, проверим.

— Ну давай! Вон за той сосной заросли малины, видишь? А за ними — спуск в овраг. Что растет в овраге?

Сеславин закрыл глаза, сосредоточился на овраге, стараясь почувствовать настроение этого места.

— На склоне растет куст бузины… много семян клена проросло… клевер, белая кашка, репей… брусники немного… мох, конечно… полынь…

— Все правильно, но полыни там нет! — улыбнулась Ярвенна, полынница-полукровка. — Это оттого, что я рядом с тобой, тебе чудится полынь!

Они оба засмеялись.

— А глаза отводить не умеешь? — спросила Ярвенна.

— Не умею, — согласился Сеславин. — Покажи.