Земля горячая - [57]

В это время кто-то постучал ко мне.

— Войдите, — проговорила я, вынимая изо рта шпильку.

— Ты еще возишься? — спросил Бакланов, переступая порог. — Хватит прихорашиваться, у Ерофеевых женихов, кроме меня, не будет. Пошли, пошли!

— Сейчас, только заколю волосы.

Я отступила на шаг от зеркала, полюбовалась прической: очень хорошо!

Наталья Ивановна заглянула в комнату, посмотрела на мою голову и расхохоталась:

— Батюшки, что ты с собой сделала?

— Модную прическу…

— Ой, не могу! Ты посмотри, Саша, она меня уморит! Галка, да ведь эта прическа старит тебя лет на десять!

— А я этого и хочу.

— Наташа, не мешай ей быть смешной, — сказал Александр Егорович, — ведь Галина идет в гости. Пусть мудрит. Наверно, правду говорят — у бабы волос длинен, да ум короток.

— И ничего я не мудрю, — рассердилась я, — просто хочется выглядеть по-праздничному. Ведь я иду в гости. А то причешешься как монашка…

Я стояла перед зеркалом и не знала, что делать с прической! Несмотря на обилие шпилек и заколок, она все-таки не получалась. Баклановы терпеливо ждали меня. Я распустила волосы и уложила их так, как ношу всегда, заколола сзади шпильками, накинула платок.

— Готова!

— Вот и хорошо. — Наталья Ивановна подтолкнула меня к двери. — Пошли. Ерофеевы уже заждались нас.

— А вы их знаете?

— Конечно, по Владивостоку. Лет двадцать жили рядом.

Мы вышли на улицу. Ветер сбивал с ног, пьяно кружил поземку. Мне почему-то вдруг сделалось так хорошо, что я, обняв Наталью Ивановну, воскликнула:

— Нравится мне на Камчатке! А вам?

— Очень! — ответила она.

Александр Егорович шутя толкнул меня в сугроб, а потом важно сказал:

— Ей нравится везде, где живу я. Понятно?

Мы рассмеялись. Нам не мешали идти к лесному причалу ни снег, ни ветер, ни отсутствие уличного света. Ерофеевы жили в рыбокомбинатовском домике. Мы поднялись на крыльцо, постучались. Дверь открыла симпатичная пожилая женщина.

— Входите, входите…

Передняя у Ерофеевых теплая и уютная. Электрическая лампочка освещала дрова, сложенные рядком вдоль стенки, лед в ящике.

— Да у вас тут настоящие хоромы, — оглядевшись, заявил Александр Егорович. — Не то что у нас.

— Хоромы не хоромы, а по сравнению с вашей комнатой…

— Да уж с нашей комнатой нечего и сравнивать. Что поделаешь — начальство!

Бакланов шутил. Он-то знал, что Илларион Ерофеевич получил квартиру от рыбокомбината — контора капитана порта обслуживает и рыбаков.

— Да вы побыстрей входите, — гостеприимно зазывала нас хозяйка дома, — хватит вам обметать валенки.

Давно я не видела такого обжитого уголка, наверное с тех пор, как приехала с материка. Здесь мне все казалось на своем месте. В обширной кухне, обставленной под столовую, стояли большой круглый стол, диван, оригинальный буфет, как я потом узнала — японский. Во второй комнате — тахта, трюмо, шифоньер и пианино. А перед окнами невысокие трех- и четырехъярусные столики, на них цветы. К стенам искусно пристроены вазочки с вьющимися растениями, и до того все красиво, что я стояла очарованная.

— Ты чего молчишь? — спросил Александр Егорович.

— Я просто поражена: здесь, на Камчатке, — и такое!..

— Что «такое»?

— Ну, уголок этот… Так уютно, что кажется, я попала в хорошую квартиру в большом городе. И давно у вас такая красота? — спросила я у хозяйки.

— Как приехали, три месяца уже.

— Ой, замечательно!

— Хватит ойкать, — шутливо прервал меня Александр Егорович, — знакомься. — Бакланов представил хозяйку дома: — Александра Федоровна. А это та самая Галина Певчая из Панина, которая тонула и не утонула и теперь вот ойкает.

Александра Федоровна усадила меня в кресло и по-матерински ласково спросила:

— Страшно было?

— Очень! Ну, а потом страх прошел…

Ерофеевы изучающе, с улыбкой поглядывали на меня, Я впервые попала к ним, и мне нравились эти пожилые люди. Александре Федоровне было под шестьдесят, Иллариону Ерофеевичу столько же, но их глаза блестели молодостью, неистраченной силой.

— Ну-с, дорогие гости, — проговорила Александра Федоровна, — прошу за стол.

— За стол? Это недурно, — обрадовался Александр Егорович, потирая руки. — У меня с самого утра нос чешется.

Мужчины плутовато переглянулись, мне же не хотелось уходить в столовую. Я рассматривала обстановку комнаты и удивлялась красоте и изяществу разных безделушек, расставленных в беспорядке на туалете, на полке для книг, на пианино. Вообще-то я не очень люблю безделушки. Но то, что бросилось мне в глаза здесь, было ново, интересно. Вот маленький пингвин. Из его белого живота вынимаются один одного меньше пингвинята. Или бамбуковый веер: стоит передвинуть какую-то планочку — и у тебя в руках чудесный китайский зонтик. А пышная травка? Это ли не загляденье! В сосуды налита вода, и, очевидно, чуть-чуть добавлено земли. Травка растет вольготно, радует глаз — светло-зеленая, нежная, с белой прожилкой по стеблю. В других сосудах травка голубоватая, Я пригляделась, и мне стало интересно, как она растет. Из маленькой почки развертывается куча крохотных листиков, а у их основания, на стебле, проклевываются корешки, и вновь повторяется то же самое, и так до бесконечности. По нитке со шкафа лезет на потолок вьюн, добрался до него и уже пытается заглянуть в столовую… Я пошла вслед за вьюном и тоже попала в столовую…