Земля горячая - [55]

— А сама куда? А муж?..

Я замолчала. Откровенно говоря, мне очень не хотелось уходить из обжитого, хотя и маленького, но своего, уголка. А сказать о комнате Шуры и Аллы у меня не повернулся язык.

— Да, задача… — проговорил Толя.

В это время зазвонил телефон. Пышный выслушал кого-то:

— Хорошо, я иду. — И, положив трубку, сказал: — На удалось нам, Галка, поговорить — Булатов зовет.

— Зачем?

— Собирает начальников отделов давать накачку за прегрешения, совершенные в его отсутствие.

— Да, Толя, — вспомнила я о грузчиках, — мне бы с тобой надо потолковать насчет подшефной бригады…

— Что еще там случилось?

— Ничего не случилось, грузчики жалуются на простой.

— Слышал.

— Давай поставим вопрос на бюро.

— Хорошо, я посоветуюсь. Да, кстати, не забыть… Игорь письмо прислал на мое имя и на имя начальника порта, просит вызов. Как ты на это смотришь?..

Я смутилась. Но в это время опять зазвонил телефон. Толя взял трубку. Сказав: «Иду, иду!», он подхватил меня под руку, шепнул на ухо:

— Поторопилась ты с замужеством, Галка, ох как поторопилась!

Толя поспешил к начальнику порта, а я остановилась у выхода из управления. Передо мной открылась заснеженная река, на ней темнеют катера, баржи, плашкоуты. К ним протоптаны тропинки. Река сковала плавсредства льдом, пытается стиснуть, раздавить их, но люди не дают ей сделать этого: окружили катера и баржи майнами — небольшими прорубями, ежеминутно, ежечасно обкалывают лед. Вот так и идет жизнь.

Везде и всюду нужны забота и внимание. Стоит только перестать держать майну, как лед раздавит катер или баржу. Так и с человеком — оставь его с бедой один на один, и он опустит руки, впадет в отчаяние. В памяти возник штормующий океан, три наших мечущихся суденышка, растерянность… Не будь мы наготове, не поддерживай друг друга, что бы тогда было?..

С этими мыслями я зашла в коммерческий отдел. Дудаков встретил меня новостью: ожидается сокращение штатов, Булатов дал указание упразднить в управлении восемь должностей.

— В каких отделах?

— В плановом, отделе труда и зарплаты и в бухгалтерии. Я думаю, если уж сокращать, так сокращать надо тех, кто не нужен.

— А что, разве Батя замахнулся на что-нибудь толковое?

— Да, приказал в отделе труда и зарплаты сократить старшего инженера.

— Шуру?

— Ее. Говорит, должность эта не нужна.

— Но ведь в отделе труда и зарплаты есть еще и вакантная должность инженера, можно было бы ее сократить?

— Не в этом дело. Сокращать есть что, но…

Я впилась глазами в Дудакова, ожидая разъяснений. Помедлив, он проговорил:

— Шура чем-то крепко насолила ему, вот он и лютует.

— Черт возьми, это же произвол, — стукнула я кулаком по столу.

— Эх, Галина Ивановна, какой вы еще ребенок… Разве есть для таких, как Булатов, что-нибудь законное, да еще на Камчатке!

— Где же тогда справедливость?

— Не беспокойтесь, Булатов всегда справедлив! Ведь он печется о государственных интересах. Сокращать штаты — значит, экономить средства. За это иных руководителей похваливают. Да что там говорить! — Дудаков махнул рукой, нервно прошелся по кабинету. — Царек Кучум, вот кто он! Что хочет, то и делает, приехал — винит всех в самоуправстве, а тут еще и катер…

— Что катер?

— Да вот оформляю исковое заявление.

Я даже вздрогнула…

— На Крылова?

— Да.

— Разве капитан порта уже дал свое заключение?

— Нет, он сейчас ругается из-за этого с Булатовым, у меня в ушах звенит от их крика.

В голове неотступно вертелись сокращение Шуриной должности, комната, Лешка… Да что же это такое, почему все так сразу в один клубок скрутилось, как распутать его, как помочь друзьям?

— А куда же денут Шуру? — спросила я.

— Булатов сказал — пусть катится на все четыре стороны, дорогу, мол, порт оплатит.

— Вот негодяй! Скажите, пожалуйста, какое великодушие!

Дудаков поднял на меня усталые глаза и проговорил:

— Все это незаконно, понимаю, а попробуй что-нибудь сделать?.. Я доказывал, что Воробьева молодой специалист, потом у нее договор и ее надо перевести на зарплату согласно существующему законоположению, то есть не меньшую, а Булатов мне свое: «Вы мой юрист и выполняйте мои указания!»

— Да, но вы должны стоять на страже закона!.. — горячо сказала я.

— Опять двадцать пять! Я еще раз повторяю, Галина Ивановна, вы ребенок. Я хочу доработать до пенсии, понимаете! Остался только год, и тогда…

— Тогда — Сочи, камушки на берегу моря, дачка… Да-да! — закричала я.

Дудаков попятился, присел на стул и снова встал, робко хлопая ресницами.

— Галина Ивановна, почему вы кричите на меня? Вы — член партии, идите и доказывайте справедливость, а я человек маленький, понимаете — маленький! Мне что прикажут, я то и делаю.

— Но ведь несправедливо же все это!

— А начальству виднее — справедливо или несправедливо…

Неужели Шура уедет? Она, наверное, рада будет, если по расторжении договора получит за проезд и за багаж. Работу она везде найдет… Но тут я спохватилась, поймав себя на глупой мысли: какой там багаж, откуда он у нее? Один чемодан под койкой, да и тот с книгами. Господи, неужели она уедет?.. Повстречайся мне сейчас Булатов… Что бы я ему сказала, не знаю! Как я ненавидела его в эту минуту!

Гадко, подло все это. Лишь только обретешь друзей, как тут же какая-нибудь грязная рука замахнется и… одного сокращают, другого отдают под суд. В эту минуту, я была зла и на себя — сижу в теплом местечке и думаю, только думаю, справедливо это или несправедливо. Почему же я ничего не предпринимаю, почему только кричу на пожилого человека, а сама, сама… Ведь я же член партии!