Зелёные Созвездия - [55]

Братишка?

Я сжимаю губы и отталкиваю Володьку.

* * *

— Что??? Это??? Такое??? — мой крик срывается на визг.

— Я… мне жалко… — тихо произносит Володька.

— Разве молния — не явление Природы??? — кричу я. — Почему она так делает??? Я — её ребёнок, а она… Каштан говорил, что если бы люди могли слышать, они предупредили бы кораблекрушение и не послали бы яхту в море!!! Почему я не услышал приближение грозы??? Почему молния ударила??? Почему Природа позволила этому случиться???

— Если это произошло, — заикается Володька. — Значит…

— О нееееет, — я подскакиваю к Володьке, хватаю его за ворот рубашки и заношу кулак с сотовым телефоном. — Если ты скажешь, что так было нужно Природе, я клянусь, я сломаю тебе нос! — ненавистно шиплю. Сущность Володьки бьётся в страхе. Он растерян. Он не знает что сказать. — Я буду бить тебя, пока не убью! — угрожаю я. — Чего молчишь???

— Боюсь, — честно произносит Володька.

Я борюсь с жутким желанием ударить его. Но потом отпускаю, поднимаю голову и кричу. Я хочу, чтобы меня услышала Природа, услышал весь Космос. И поняли, как я их ненавижу.

А через секунду я снова возвращаюсь в этот мир. Тот же чердак, Володька, сжавшийся у стены в комочек, тусклая лампа под потолком, поделка…

Я хватаю Володькину миниатюру за угол и с рёвом толкаю в сторону. Маленький склон летит на пол, деревья разлетаются, пластилиновые холмы рушатся. Я слышу полный пустоты крик Володьки. Пусть он теперь тоже знает, что такое смерть. Хотя никакая разрушенная поделка не сравнится с моим горем.

Я вижу безнадёжный взгляд Володьки, прикованный к разрушенной поделке, слышу его желание умереть, но уже несусь к двери, слетаю по ступенькам, чуть не сбивая с ног удивлённую тётю Свету.

Обратная дорога запоминается мне серым пятном и пустотой в голове. Велосипед я бросаю на газон и влетаю в дом. Я всё это время не перестаю плакать. На кухне меня встречают дед и бабушка. Тоже плачут. Завидев меня, бабушка бросается и обнимает. Я едва успеваю снять кепку и бросить на бензопилу у двери.

— Никитушка. Никитушка. Никитушка, — только и говорит она. И наши рыдания сливаются в унисон.

— Это может быть ошибкой? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает дед пустым голосом из глубины кухни. — Там много народу полегло. И дети. И твоя мамка. Крышей горящей накрыло.

Бабушка отпускает меня, садится рядом на стул и начинает выть новую панихиду. А дедушка смотрит в пустоту и бурчит:

— Как же это несправедливо, когда дети уходят вперёд меня. Уж лучше бы Бог меня забрал. Это же… Это вот такая твоя Природа жестокая, Никитушка.

Я чувствую себя самым виноватым человеком на земле, и снова плачу, оглядываясь по сторонам, будто ищу поддержку. А потом мой взгляд падает на бензопилу слева, и плач внезапно прерывается.

Если в первом акте появляется ружьё, в последнем оно должно выстрелить.

* * *

— Я знаю, кто убил мою маму! — выпаливаю я, и дедушка растерянно смотрит в мою сторону. — Он! — я тычу в окно на ствол Каштана. — Ты должен его спилить!

— Никитушка… — начинает дедушка, но я его перебиваю:

— Немедленно!!!

Мои глаза горят, руки крепко сжимаются в кулаки. Вся сущность сияет ненавистью.

— Никита, ты что такое говоришь? — жалобно стонет дед.

— Никак рассудком подвинулся, — воет бабушка.

— Он молчал! Он всё утро молчал! Он знал о грозе! — кричу я. — Он мог бы предупредить! Ты хотел спилить его утром! Так пили! Он разговаривает с Природой! И знал о грозе! Знал, что такое случится!

Я совсем не верю своим словам. Каштан и правда мог почувствовать дождь, но ни ему, ни какому другому природному существу неведомо, какие последствия принесёт удар молнии в конкретное место.

— Если ты его не спилишь сейчас же, я сделаю это! — кричу и хватаю пилу. Она очень тяжёлая, и второй её конец тут же падает на пол, но я помогаю себе второй рукой. Тащу инструмент к двери, и сильная рука дедушки ложится на моё плечо.

— Погоди, Никитушка, — говорит он, забирая у меня пилу. — Дай-ка я сам.

И в глазах дедушки я вижу колючую ненависть.

* * *

Я выбегаю следом и огибаю дом. Бабушка продолжает плакать и идёт за нами. Мелкий дождик моросит. А во мне сражается сразу тысяча противоречивых чувств. Я останавливаюсь на безопасном расстоянии и смотрю, как дедушка заводит пилу.

Вжжжжж…

С первого раза не получается. Дождик размывает слёзы на лице, капли повисли на костяшках пальцев, сжатых в кулак.

Вжжжж…

И со второго раза не заводится.

Нет. Дедуль! Не надо! Остановись! Не делай этого!

Но я молчу. Я хочу потерять всех, чтобы боль достала до самого сердца. Чтобы боль заполнила всю вселенную. Я не буду об этом жалеть.

С третьего раза пила заводится, заполняя мои уши ужасным звуком смерти. И когда дедушка прикладывает её вращающиеся зубы к коре Каштана, всё и начинается.

Я хотел боли.

Я её получил.

* * *

Пила врезается в мой позвоночник, и я выгибаюсь. Каждая мышца под напряжением, словно через неё пропускают заряд. Я кричу так, как не кричал даже час назад у Володьки. Каждый зубчик ощущается на спине. Металлические иглы врезаются в костный мозг…

…и летят опилки.

Меня колбасит словно флюгер во время урагана. Ясность рассудка затмевается болью, но я стою на ногах. Где-то из другой вселенной бабушка вопит: