Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках - [9]

Все засмеялись. Лариса Александровна подбросила мяч и ловко его поймала:

— Детский сад остался позади, а игры продолжаются.

— Почему? Почему? — стали все спрашивать. Они вообще любят задавать вопросы. — Почему игры продолжаются? — Хотя были рады: кто же не любит играть?

— Ну, наверное, потому, — ответила учительница, — что шесть лет — это всё-таки не шестнадцать. И даже не десять. Шесть это шесть. Ловите!

Она кинула мяч прямо в руки Валентину и быстро сказала:

— Пять плюс два!

Пока мяч летел к нему, надо было сообразить — сколько получится. И Валентин успел! Он схватил мяч обеими руками, бросил обратно к учительнице и крикнул радостно:

— Семь!

— Правильно! Три плюс четыре! — И мяч летит к Славе Тетереву. А Слава от неожиданности даже присел, но поймал всё же и ответил:

— Опять семь! Нет — восемь! Нет, семь! — И кинул мяч обратно.

А учительница снова ему:

— Подумай лучше, Слава! Лови! Три плюс четыре!

— Семь! — теперь уверенно откликается Слава Тетерев. — Семь! Ловите! Я просто сбился.

— Правильно! Теперь Соня! Четыре плюс два!

Учительница раскраснелась, она была очень красивая, во всяком случае, так считал Валентин. Причёска пушистая, ресницы длинные, глаза сияют, а брови тоненькие, и вязаная зелёная шапка ей очень идёт. От этой зелёной шапки глаза кажутся сегодня зелёными.

— Анюта! Лови! Два плюс один!

— Три! — Вместе с ответом и мяч летит обратно.

— Молодчина! Теперь Кирилл! Один плюс шесть!

— Семь опять! Здорово!

Так они играли целый урок. Все развеселились, расшумелись. И не знал первый «А», что в это утро они учились устному счёту. Но не только. А ещё — собранности, внимательности, быстроте реакции. Всё это очень нужно в жизни, и не только в школе.

Писать в тетрадке, оказывается, надо обязательно с полями. Валентин удивляется — зачем? Раньше, когда он пробовал писать дома, он доводил строчку до самого конца, а иногда немного заезжал на соседнюю страницу. А тут — поля.

Трудно помнить про них. И так совсем непростое дело — нарисовать целую строчку ровных квадратиков. Ох, какое непростое!

Сначала всё вроде идёт хорошо. Валентин очень старается. И каждый штрих получается аккуратным, нужного размера, ни больше ни меньше. Но почему-то это продолжается недолго. Чего-то не хватает Валентину. То ли рука устаёт, то ли терпение кончается. И ровные квадратики превращаются в косые, они слезают с линейки, они норовят уползти куда-то вверх или вниз. Делают они это исподтишка, незаметно. И только в конце строчки Валентин спохватывается: опять всё не так. А тут ещё — поля. Зачем поля? Разве нельзя хотя бы об этом не думать?

Но Лариса Александровна говорит так:

— Это дорожка для Буратино. Знаете, почему он приуныл на окне, наш Буратино? Ему негде гулять. Нет у него ровной удобной дорожки. Вот он и сидит на подоконнике с самого первого сентября.

И тогда Валентин стал особенно стараться — надо оставить для Буратино аккуратную тропиночку. А то так и будет сидеть, бедный.

Самое трудное — не отвлекаться

А сегодня они рисуют в своих тетрадках лапки жука. Это такие крючочки, ровненькие, тоже все одинаковые.

Разве бывает жук без лапок? Не бывает. А разве может он бегать на неровных лапках? Нет, не может. Ну и старайся, Валентин, не уставай, не отвлекайся. Особенно трудно вот это — не отвлекаться. За окном проехала длинная машина с длинным прицепом. Интересно, на какую стройку она везёт панели — на ту, что здесь, во дворе? Или на ту, которая за железной дорогой? А вон идёт высокая женщина в голубом пальто, похожая на маму. И ведёт за руку мальчишку, похожего на брата Сашку. А вдруг это они? Отсюда не разглядишь. И чего они зашли так далеко? Обычно гуляют здесь, рядом, на детской площадке. Может быть, в универмаг идут? Да нет, это не они. Просто издалека похожи. И шапки такой у Сашки нет — с кисточкой. Он и не наденет с кисточкой. Он же не Буратино, Сашка-то.

И тут Валентин спохватывается — вспомнил про Буратино, а дорожки ему не оставил. Где будет гулять бедный деревянный человечек? Вот он сидит, сидит на своём подоконнике, сегодня он особенно понуро свесил свою деревянную голову с длинным острым, как шило, носом.

И Валентин решает всё написать сначала. Тем более что лапки жука у него тоже получились немножко разные.

Лариса Александровна ходит по классу, когда они работают. Она всё видит. Она, кажется, даже знает, кто о чём думает. И она очень, очень редко делает им замечания.

Вот и сейчас заглянула в тетрадку Валентина и не сказала: «Почему у тебя, Валентин, все крючочки разные? И почему ты не оставил полей, а заехал на них, как будто это твоя территория, а не Буратино?» Нет, Лариса Александровна говорит совсем другое:

— Ребята, может ли жук ползать на разных лапках?

— Не-е-ет! — дружно тянет класс.

— Значит, старайтесь, чтобы лапки получились все одинаковыми.

Валентин благодарен учительнице — она не стала говорить вслух о том, что он так себе сделал работу. И он её сделает хорошо, он постарается.

Валентин даже язык высовывает набок, он медленно, внимательно выводит лапки. Они должны получиться такими, как нарисованы в самом начале строчки. Те нарисовали в типографии, когда делали эту тетрадку. А эти нарисует Валентин. И у него получится. Так он решил.