Норм походя пожал Тео руку. Можно ничего не спрашивать: у его ищейки была сегодня сложная ликвидация, и он, похоже, понял, что лучшую ищейку Тео так и не нашли. Тео поднялся наверх, к своему кабинету.
Прошел мимо диспетчерской службы. Из-за двери доносились девичьи голоса:
— …нет, этим занимается жандармерия… Нет, госпожа, этим занимается жандармерия…
— …здравствуйте, Служба Безопасности, чем я могу вам помочь?..
— …и давно вы страдаете депрессиями?..
— …обратитесь, пожалуйста, к своему участковому врачу…
— …да, Служба Безопасности, чем я могу вам помочь?..
Вот у кого, кроме собак, собачья работа, подумал Тео, отпирая кабинет. Все ипохондрики, все параноики, все обозленные соседи с манией свести счеты посредством доноса… Телефоны сутками не замолкают, но, как правило, о настоящих мертвяках граждане сообщают очень редко, больше — о собственных галлюцинациях. Слишком тонкая материя, рядом с мертвяком люди привыкают к постоянному оттоку энергии, делаются от него зависимы, помалкивают… Все всплывает только после ликвидации, самоубийства кого-то из жертв или внезапной вспышки немотивированной злобы, убийства, насилия…
Включил свет. Подвинул к себе телефон. Как не хочется, благие небеса, как не хочется… Сейчас будет всего…
Третий гудок. Четвертый. Пятый. Ты что, спишь, что ли? Или ушел в хлев, на псарню, в лес? Без телефона, конечно. Посредники в лес с электроникой не ходят. И в синтетике, по возможности, не ходят. И с оружием не ходят…
— Посредник Юго-Западной области слушает, — холодно отозвались из трубки. Прямо так и тянет общаться, услышав. Прелесть, какие мы любезные.
— Хольвин, это Тео. Мы Рамона потеряли…
— Я знаю.
Любопытно.
— Откуда?
— Рамон ушел вчера вечером. Ночью попал в беду. А ты мне только сейчас звонишь.
— Бес сумеречный, да откуда ты знаешь? Может, заодно знаешь, жив ли? И что вообще случилось? И почему ты знаешь, а мы…
— Тео, я завтра с утра буду в городе. Хотел быть раньше, но в лесу проблемы. Пока к вам пошел мой лось, он в курсе, он мне и рассказал. Этот лось и Рамон — друзья с детства, у них надежный ментальный контакт. Лось считает, что пес жив. Встречай, он знает адрес управления. Он все расскажет.
— Лось?! Хорошо, что у нас слоны не живут… Хольвин, послушай…
— Тео, у меня нет времени. Ты плохо поступил и с псом, и со мной, но отчитывать тебя тоже нет времени. Я сказал, лось должен вот-вот подойти по моим расчетам — он знает лучше меня и, может быть, за ночь что-нибудь изменится. А я приеду часам к семи-восьми, сорвусь, как только успокоятся Хранители. Завтра побеседуем.
— Что это за…
— Все, отбой.
Замечательно. Великолепно.
Посредники, разумеется, легко общаются с любыми живыми тварями из леса. С двоесущными лосями, к примеру. Лига Посредников для того и существует, чтобы общаться с животными, и с дикими в том числе. Хольвин, кроме прочего, как все посредники, ещё и Хозяин, особая порода. Возможно, подумал Тео, Хольвин прав, утверждая, что у Тео тоже есть кое-какие задатки Хозяина, но пока дальше служебных собак это не шло.
И потому неизвестно, получится ли побеседовать с лосем по душам… Ментальный контакт? У хищника и травоядного? У таких разных видов? Не знаю, не слыхал… поглядим.
Тео закрыл кабинет и прошел к выходу через опустевший холл. Арнольд играл в какую-то игру на телефоне, оторвался от нее, кивнул.
Тео вышел на улицу, захлопнув за собой дверь так, что щелкнул замок.
Лицо тут же хлестнул холодный ветер. Вечер, мокрый, дождливый, мглистый, тяжело лежал на городе. Сырая темень давила на виски. Фонарь у входа освещал скомканный грязный газон и темные лохмотья палой листвы. Резкий электрический свет втыкался в мозг иголками, и что-то мелко моросило сверху.
Паршиво, когда листья уже начали опадать, а снега еще и не предвидится, подумал Тео. Скорей бы кончалась осень, пусть лучше зима, чем эта нервотрепка. Слякоть, грязища, промозгло… Где тут искать лосей? И что делать лосям в городе?
И тут взгляд Тео зацепился за странную фигуру, которой, кажется, было совсем не место в такой обстановке. Высоченный, может, даже двухметрового роста, широкоплечий и широкогрудый долговязый парень с большими темными глазами и крупным горбатым носом на бледном лице, с мокрыми длинными волосами, в мокрой замшевой куртке с бахромой — этакий пижон — стоял под фонарем у стены управления, привалившись к ней плечом, и жевал березовый прутик. Так подался навстречу Тео, что стало очень понятно: ждал, и ждал лично его.
— Вы хотели что-то сказать? — спросил Тео, подходя. Замшу под дождем испортите, хотел добавить он, но тут вдруг сообразил, что это у парня не пижонский наряд, а трансформированная шкура. А живой шкуре дождь не грозит.
Сложно сказать, как приходит способность моментально узнавать любого зверя в человеческом обличье, даже в сумерках, но она, как правило, приходит, если любить трансформов и общаться с ними достаточно долго. Наверное, потому что у всех двоесущных, вне зависимости от вида, даже у диких псов, волков и медведей, взгляд нечеловечески чист. Может быть зол, хитер — особенно у кошачьих — льстив, глуповат… но никогда не бывает тупым или сальным. Да и сами глаза от человеческих отличаются, как правило — даже если зубов не видно, а по зубам почти всегда видно. Шкура иногда имитирует одежду очень здорово, но ни расстегнуть, ни снять ее зверь, разумеется, не может, это тоже отчасти заметно…
