Зелёная долина - [4]

Собаки упустили волка, потом потеряли его след, но долгое время ещё крутились и носились с лаем по зелёной долине, где совсем уже почернела скала, где спокойно стоял дуб, где подставил росе свои две чашечки цветов куст шиповника и где лежало на земле тело красной старой лошади.

Жеребёнок стоял возле матери, и немножечко уже беспокоился, и как будто уже понимал, что случилось.

Лучи заходящего солнца в последний раз ярко осветили зелёную долину, и был чёрным, очень чёрным круг земли возле старой красной лошади. Тело красной лошади лежало на этом чёрном кругу. Этот чёрный круг был местом поединка лошади и волка, чёрный этот круг вытоптала лошадь. Глядя на этот вытоптанный чёрный кусок земли, можно было понять, как долго кружилась тут старая лошадь и заставляла кружиться за собой волка.

Этот чёрный круг так и оставался чёрным целых три года. Около трёх лет здесь ничего не росло, и белый скелет нашей старой хорошей лошади одиноко валялся на этом чёрном кругу. Потом зелень одолела — сначала по бокам скелета проклюнулось несколько травинок и пробились цветы, потом разом поднялась, взошла пышная трава, и зелёная долина теперь снова полностью зелёная.

Когда смотришь на неё с вершины холма — зелёная долина полностью зелёная, и царственно стоит дуб рядом со скалой, а скала прислушивается сквозь дрёму к круговороту облаков, а куст шиповника чуть подальше нежится, подставив солнцу пять цветочных своих чашечек, и пасётся на зелёной долине лошадь, вся в звёздочках, задняя правая нога ниже голени белая, ноги длинные, шея длинная, грива и хвост тёмные, на лбу звёздочка. Когда она делает шаг, её правая задняя нога немного вытягивается и дрожит, потому что там есть старый шрам.

Лошадь поднимает красивую голову со звёздочкой на лбу, и в её глазах отражается скала, дуб, зацвётший шиповник, зелёная долина и белые облака на синем небе.

— Всё?

— Всё.

— Нет.

— Почему «нет»?

— Пусть мать-лошадь не умирает.

— Как же я могу тебе сказать, что мать-лошадь не умерла? Мать-лошадь была уже мёртвая, а жеребёнок грустно стоял рядом с матерью. Когда тот пастух, который кричал «эй, парень, эй», когда этот пастух спустился с противоположного холма, мать-лошадь уже была холодная, и старый пастух, и маленький пастушок посидели немного рядом с телом красной лошади и подумали, как им теперь вырастить жеребёнка без матери.

— И как, вырастили?

— Вырастили. Молоком от другой лошади.

— Нет, мать пусть не умирает.

— Как же мне говорить, что мать не умерла, ведь всё то лето я кормил осиротевшего жеребёнка молоком от других лошадей.

— Сказать, как было?

— Скажи.

— Пастушок поднялся на вершину холма и вовремя заметил волка.

— Пастушок поднялся на вершину холма поздно, когда нельзя было уже помочь.

— А почему она умерла? Лошадь.

— Когда старый пастух и маленький пастушонок сидели рядом с телом мёртвой красной лошади, старый пастух сказал маленькому пастушку, что сердце у лошади разорвалось от страха за своего жеребёнка и ещё — от ярости и отвращения.

— Отвращения к волку?

— Да, к волку.

— Я хочу, чтобы собаки задушили волка.

— Нет, я не могу тебе сказать, что собаки задушили волка, потому что наш чёрномордый волкодав Топуш проглотил волчью шерсть и сам чуть-чуть не сдох.

— Маленький пастушок был ты?

— Я, и лошадь была наша, а жеребёнок был жеребёнком нашей лошади. А теперь жеребёнок вырос и привязан на зелёной долине.

— А свою мать он помнит?

— Может быть, и помнит, потому что у лошадей есть память.

— Ну, тогда расскажи всё сначала.

— Молния с сухим треском ударилась о скалу, была отброшена в сторону и ушла в зелёную землю. Серая скала была крепкая, молнии едва удалось оторвать от неё две-три крупицы камня. Соседний дуб, правда, немножечко испугался, потому что молнии обычно попадают в дуб и сжигают его. Немножко испугался дуб и очень испугался длинноногий, весь в звёздочках маленький жеребёнок… так испугался, что побежал к матери, но от страха он ничего не видел и потому бежал не к матери, а вовсе в противоположную сторону, и старая красная лошадь мягким ржанием позвала его к себе…