Зелень. Трава. Благодать - [2]

— Йоу. Сдается мне, Генри, ты сегодня не в форме.

У Стивена ярко-зеленые глаза, даже когда он блюет в унитаз после пьянки. На голове у него шухер из черных, слипшихся сосульками волос. Росту в нем пять футов девять дюймов, смазливый, но до меня ему, конечно, далеко. Смазливый — не более того, по моей собственной долбаной шкале. Вам любая телка скажет — или я.

— Йоу. С чего ты взял? — спрашиваю я, смачивая волосы под струей из крана.

— Да что ни возьми. Музыка. Прическа. Проповедь. — Тут он снова блюет.

— Не читал я никаких проповедей. Это тоже была запись с пластинки. Я просто подпевал, придурок.

— Может, и так, — говорит он, — но я слышал, как ты повторял то фуфло, что проповедники гонят по телеку.

— И чё дальше? — спрашиваю его я. — Они прикольные. Тебе не кажется?

Я смотрю проповедников по кабелю и мотаю себе их прически и стиль одежды. А если не проповедников, смотрю юмористов. Та же фигня, только у этих прически катят, а некоторые отдельные придурки еще и одеваются дерьмово.

— Мне-то откуда знать, — говорит он. — Я их не смотрю.

Блюет.

— Ты много теряешь, — сообщаю я ему в ответ.

— Если уж на то пошло, — говорит он, — мне больше нравится, когда ты подражаешь юмористам.

— Никому я не подражаю, ты, дятел долбаный. Я сейчас, — говорю я и, злой как черт, возвращаюсь в спальню. Открываю верхнюю дверцу шкафа — там в надежной коробке хранится Зеленухыч, моя расческа. Я снимаю крышку с коробки, достаю оттуда коричневую сумку, открываю пакетик из-под сэндвичей, разворачиваю спрятанный там платок — и вот у меня в руках Зеленухыч, этот трепаный, несгибаемый ублюдок.

— Какие проблемы, чувак? — говорю я ему. Да, я разговариваю со своей расческой. Зеленухыч, человек действия, молчит мне в ответ. Я отвожу его в ванную, а Стивен уже успел уснуть, примостившись на унитазе. Он набрал пятнадцать фунтов с тех пор, как в прошлом июне закончил школу с аттестатом, который теперь пригодится ему для того, чтобы, лежа в луже на улице, укрывать голову от дождя (это если верить угрозам Фрэнсиса Младшего).

Стивен начал пить после того, как его девушка Мэган погибла в автокатастрофе в квартале от нашего дома. Месяц спустя, будучи уже без пяти минут выпускником, он бросил футбол. Его оценки поползли вниз. В нем куда-то подевалась его личность. Раньше он всех всегда смешил. Рядом с ним всем было весело, всем становилось легче жить, особенно мне. Он был моим кумиром. Если драка шла из-за фигни, он всегда мог ее прекратить буквально парой шуток. Не бывало такого, чтобы он не улыбался. Когда он входил в комнату, все сразу оживлялись. А потом погибла Мэган, и у него все пошло кувырком. Сюда влез еще Фрэнсис Младший, и с тех пор все покатилось по наклонной. Стивен напивается, приходит домой, рубится на кулаках с Фрэнсисом Младшим и затем отключается. На следующее утро он просыпается, блюет в унитаз, засыпает на унитазе, потом снова просыпается и начинает расспрашивать меня про вчерашний вечер, поскольку сам ничего не помнит.

— Генри, ты сегодня папу уже видел? — спрашивает Стивен.

— Нет, — отвечаю я. — Не видел с вашей вчерашней драки.

— Что? — спрашивает он. — Когда это мы с ним подрались?

— Издеваешься?

— Нет. Я помню, как вернулся домой, и еще была проблема, когда не мог подняться по лестнице.

Я втираю себе в волосы две капли геля. Дальше зачесываю волосы строго назад. Теперь можно делать пробор посередине, но мне хочется рассказать Стивену всю вчерашнюю херню. Я могу делать только что-нибудь одно. Но тогда это будет несправедливо по отношению к Стивену или же, наоборот, к моим волосам.

— Да, на лестнице у тебя и впрямь были проблемы, — говорю я ему.

— Ну вот, а я про что, — произносит он с облегчением.

— Папа и Фрэнни поволокли тебя наверх. А то так бы и замерз на улице. Так что сам смотри, были у тебя проблемы или нет.

— Серьезно?

— Серьезно.

— Я шел за папой или папа шел за мной? — спрашивает он.

— Не знаю, — честно признаюсь я. — Я стоял наверху, жевал конфетки и тянучку и оформлял билеты на предстоящий бой.

— Заткнись. Что я ему говорил?

— Точно не помню. Как обычно. Пошел на хрен, отъебись, отсоси, педрила.

— Я упоминал про то, что папа пялит миссис Куни за спиной у нашей мамы? — интересуется Стивен.

Фрэнсис Младший изменяет жене, нашей маме, Сесилии Регине Тухи Старшей, с миссис Куни, которая живет в конце квартала напротив. А наш дом стоит последним на этой стороне. Если представить себе улицу Святого Патрика в виде прямоугольника, то дорога от дома Тухи к дому Куни как раз поделит ее на два треугольника.

— Нет, такого не припомню, — отвечаю я.

— Мама плакала?

— Угу.

— Вот черт. Что еще было?

Неожиданно у меня пропадает всякое желание рассказывать дальше. Во-первых, я до сих пор не сделал пробор. Во-вторых, я до сих пор не сделал пробор. Упоминание о приезде полиции или о его рыданиях в данный момент ни к чему хорошему не приведут. Самое время заняться прической.

— Все не так ужасно, — говорю я. — Ну, сшиб там пару хреней.

— И все, больше ничего? Ты уверен, что я при маме не наговорил всяких глупостей?

— Уверен. В любом случае, она ведь в курсе, правда?

— Но это не значит, что ей надо все разжевать по слогам, не стоит мешать жанры. — Тут он снова блюет.