Зекамерон XX века - [23]
— Слушай, ты этому парню так много не наваливай. Писать я буду полные тачки, тебе же легче. Если узнают татары, что мучаешь ихнего, худо будет, у них здесь врач свой. А то скажу, что понимаешь их… Ну, пошутил! Держи еще махорку, приходи в обед на бункер, еды дам.
— Спасибо…
После обеда опять пожаловал Чумаков и взял мой блокнот. Я поставил Хамидулину на десять тачек больше — всего двадцать одну.
— Ну, я поговорю с ним, — сказал Чумаков и побежал вниз. Через полчаса опять явился татарин. С руки по-прежнему капало, было тошно смотреть, как по трапу растекается желтый гной.
— Он сказал: «Оставь тачку и ступай в лагерь», — произнес Рахим, задыхаясь и опрокидывая с моей помощью тяжелые мокрые комья: ему опять нагрузили с верхом. — Фрица погнал трапы чинить, а мне снова дал по морде. «Саботажник! — кричит. — Мне осенью в школу, а из-за вас… проклятых, придется до зимы в этой дыре торчать!»
Рахим посторонился, пропуская очередного откатчика — невысокого тщедушного Васю Самуляка, моего старого знакомого по Магадану. Я отвязал тачку от руки татарина, посмотрел, как он зашагал прочь, с виду достаточно бодро.
Еще пять суток, то ночью, то днем, он околачивался на полигоне, волоча за собой привязанную тачку, медленно подгоняя ее к бункеру и молча терпя от начальства побои, пинки и ругань. Потом под шумок его забрал в санчасть Хабитов.
А «шумок» был немалый: сбежали геолог и его коллектор, мой протеже Миша Колобков. Они, очевидно, собрали приличные запасы: перед уходом залезли на склад, украли консервы, спички, мешки… В лагере сразу догадались, в чьи руки попал наган, вспомнив, что в тот день геолог побывал на первом участке.
Зайдя в «вольную» палатку к Леше, я увидел высокого опера. За спиной его висел автомат, на груди — бинокль. Пили чифир и на меня посмотрели весьма недружелюбно. Я взял нужную мне рулетку и поспешил уйти, но за палаткой остановился, закурил и прислушался…
— Этих двух Фан Фанычей я возьму голыми руками, но с испугу они могут собаку застрелить… Если не сдадутся, убью, жалеть нечего, по четвертаку у каждого…
Он вскоре ушел в лес, захватив трех бойцов и своих псов. Но «Фан Фанычи» (так звали в лагере «гнилую интеллигенцию», белоручек) его перехитрили, собаки не брали след, несмотря на хорошую погоду. Борис обнаружил, что у него из кухни пропал перец.
— Ясное дело, натерли обувь перцем, ни одна собака такой след не берет!
Через пять дней опер вернулся не солоно хлебавши. Фан Фанычи исчезли. Все мы считали, что они уже за пределами Дальстроя.
Я сидел возле санчасти и беседовал с Хабитовым, который пришел к нам на первый участок проверить работу своего фельдшера. Авдеев, собственно, был всего лишь санитаром, и единственное, чем он соответствовал своей должности, было умение читать латинские этикетки на лекарствах.
Врач жаловался:
— Бьют мужиков все — и что толку? Вынужден освобождать… Всякого насмотрелся на войне, а такого, как Лебедев, не видал. Соберусь и рапорт Зельдину настрочу, иначе до смертоубийства педераст дойдет… В больницу нам с тридцатью процентами плана нечего соваться. Разве что исключительный перелом какой или, скажем, проказа. А случай такой был, у одного вора из Ташкента нашли. На дверь в больнице решетку надели, позднее увезли его на материк. Между прочим, Бикмухамедов поправляется, костная ткань начинает срастаться…
— А Хамидулин?
Врач злобно фыркнул:
— Рахим дурак! Жаль, конечно, молодой, но зачем такое натворил? Не больной, не дистрофик! Просто паника. На фронте я бы его собственноручно уложил. Рана уже не гноится, залечим…
Подошел дневальный Фиксатый.
— Пошли на кухню, Дубов зовет! — обратился он ко мне подчеркнуто многозначительно.
— Что с ним?
— Это не для вас, доктор! Пошли.
— Их выпустили, когда те удрали? — спросил я, выходя. Он кивнул головой и исчез, показывая рукой на кухню. На узком топчане, на котором обычно спал Борис, сидели Дубов и еще трое, из которых я знал только Пашу. Разговор шел на литературном языке, насколько его знали присутствующие.
Я сел на табуретку возле топчана и закурил. Тут надо держать ухо востро, это была сходка, воры из-за пустяка не собираются.
— Ну, где табак? — спросил Дубов очень тихо.
— Сплавил он его, черт нерусский, — процедил Паша, глядя на меня с ненавистью.
— Замолчи, Паша, — сказал Дубов резко. — Зачем отдал фраеру табак? А если бы он пошел стучать — мог забояться шмона…
— Какой фраер, Иван с ним якшается! Я знал, что он не стучит, но спер все же! Наказывать надо… не выполнил воровское поручение…
— А если даже выполнил? Иван давно бы продал или проиграл, нам все равно ничего бы не осталось! Полкило табака, подумаешь, клад какой! Был бы еще вор, а то что он понимает о законе?
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).