Здравствуй, сестра! - [17]

Александра Ивановна счастливо зажмурилась, щеки ее порозовели. Элеонора, потрясенная историей этой женщины, жадно всматривалась в ее помолодевшее лицо.

«Да ведь она совсем не старая, — подумала девушка. — Хотя ей уже исполнилось тридцать лет».

— Теперь я засыпала с мыслью о том, что завтра снова увижу барона, и, просыпаясь, как на крыльях летела на службу. Я была уверена, что там меня ждут только радости. Я чувствовала себя нужной и больным, и хирургам, и директору… Именно тогда он затеял большой ремонт операционных и должен был давать добро на каждую трату, поэтому мы много общались. А когда ремонт закончился, барон вызвал меня к себе и очень тепло поблагодарил за хорошую работу. Он улыбнулся, и тогда меня осенило: я же давно люблю этого человека!.. — При этих словах Титова улыбнулась. — Конечно, у меня и мыслей не было о взаимности, — после небольшой паузы продолжила она свой рассказ. — Мне вполне хватало моей любви, и я радовалась, что обладаю теперь этой священной тайной.

Элеонора с новым удивлением посмотрела на Александру Ивановну: заговорив о любви, она даже выражаться стала иначе. Та самая женщина, которая при случае не брезговала грубыми простонародными словами!

Но то, что Титова не стала другой, тут же подтвердилось: она открыла окно, уселась на подоконник и, глядя вниз, на улицу, закурила.

— Что же было дальше? — спросила Элеонора замечтавшуюся женщину.

— Дальше уже не так интересно. Знаешь, наверное, самым счастливым временем в моей жизни было то, когда я любила барона безответно. Взаимность разрушает многое… Вот и Николай все испортил… Однажды мы долго оперировали с Петром Ивановичем. Был выраженный спаечный процесс, так что пока вошли в живот, около часа потеряли. Ну и дальше очень кропотливая работа была. Поздно закончили. После операции Петр Иванович с Костей выпили и отправились по домам. Я тоже собиралась домой, но тут в операционную вошел барон и пригласил зайти к нему в кабинет. Мы немного поговорили, а потом… Потом он просто погасил свет, и я почувствовала себя на небесах. Мне казалось, что я постигла самое большое счастье, которое только бывает в земной жизни… Я была уверена, что продолжения не будет. Но прошло две недели, и санитар передал мне, что меня хочет видеть барон. Я пошла к нему в кабинет, почти уверенная, что это просто рабочий вызов. Но он встретил меня на пороге и сразу начал целовать. А потом сказал, что тосковал без меня и что ему ни с кем не было так хорошо, как со мной… И вот мы уже десять лет вместе, — закончила она рассказ.

— Но… но ведь ваше положение унизительно! — взволнованно проговорила Элеонора. — И барон не может не понимать этого!

— Все мужчины эгоцентричны, — улыбнулась Титова. — Не знаю, найдется ли среди них хотя бы один, который больше думает о женщине, чем об удовольствиях, которые от нее получает. Если вдруг такой обнаружится, его надо поместить в стеклянную банку и выставить в Кунсткамере. А что касается унижения… Ну как я могла быть униженной, когда я дарила свою любовь? Да и вообще никто не может унизить человека, кроме него самого.

— Все равно, мне сложно одобрить ваши отношения с бароном.

— Не одобряй, — устало сказала Александра Ивановна. — Но знай: я не содержанка. Я не завишу от барона. Я работаю и зарабатываю достаточно, чтобы прокормить себя и наших детей.

— Но почему вы не хотите пожениться? — внезапно осенило Элеонору. — Ведь ваш брак, Александра Ивановна… Простите, но вы сами сказали, что он не настоящий. А барон свободен.

— Но человек же не может быть счастлив полностью! — При этих словах Титова грустно улыбнулась. — Барону Шварцвальду нельзя взять в жены пролетарку, да еще разведенную вдобавок. Общество никогда не примет меня как баронессу Шварцвальд, да я и не стремлюсь к этому. Мне достаточно знать, что Николай Васильевич любит меня и ему не нужна никакая другая женщина.

Дослушав этот потрясающий рассказ, Элеонора засобиралась. Следовало оказаться дома раньше, чем дворецкий отправится за ней на курсы.

* * *

Вечер был теплым и ласковым. Отказавшись от предложения Александры Ивановны проводить ее, Элеонора отправилась на Знаменскую. Идти было недалеко, и она радовалась этой одинокой прогулке: было необходимо разобраться в своих чувствах. Наверное, ей следовало презирать Титову и барона. Но легко сказать! Основным чувством, которое она сейчас испытывала, был страх. Страх человека, который плыл себе по тихой речке и вдруг оказался в бушующем море.

Усвоив уроки Смольного института, Элеонора наивно полагала, что «противостоять соблазну» достаточно легко, нужно всего лишь твердо следовать нравственным законам. Но что же такое этот самый соблазн? Пожалуй, она впервые задумалась над этим вопросом. Если соблазн — всего лишь разврат, о котором она узнала, наблюдая за известным ловеласом Воиновым, то все не так страшно.

Но очевидно, в мире существует более мощная и злая сила, чем пошлое влечение. Что заставило Антония повернуть корабли ради Клеопатры, а Наполеона — двинуть войска на Россию? Эта сила была сильнее разума, сильнее воли человека, сильнее даже его души. Тот, кто подчинился ей однажды, не сможет вернуться назад. И эта ужасная разрушительная сила находится внутри человека, ее невозможно разглядеть и уничтожить. Но неужели она есть в каждом человеке? И в бароне, и в Воинове, и в Титовой… И в ней самой?