Зазвездный зов - [24]

И в ночь горючую в отваге

Она еще южнее жгла.

Вителли морщился сначала,

Но вскоре он нашел уют

И выпил всю до дна бокала,

Как итальянок только пьют.

278

Ветер выл, на осень лаял,

Сад чахоточно дышал.

Тишина – машина злая:

Молоточками в ушах.

Осень листики жевала

Золотым ленивым ртом,

За верхи взялась сначала,

За низы взялась потом.

Торговался день упрямо

С рыжим мраком-палачом.

Я с тоской гулял, как с дамой,

Мне луной ее плечо.

279

Тяжел венец поэта на Руси,

Но счастья выше нет его носить.

Тоскующие плечи, не легко вам, –

Замками звезд вас вечер заковал.

В петлицы глаз чем – улицы галдеж?

Так редко розой – падалью так часто…

Куда с любимой мглою попадешь –

На тротуар, в кабак или в участок?

А там метель в изодранном тулупе

На баррикадах снега снегом лупит…

Тяжел венец поэта на Руси,

Но счастья выше нет его носить.

280

Снится бес моей вселенной,

Медных звезд хрустят замки.

Это Хаос рвется пленный

Из космической тоски.

Звезд белками заработал,

Плюнул в путь из молока.

Золотым оскалясь потом,

Вспухла синяя рука.

На глинистом зари откосе

Поезд дня голубой отвилял.

Кто напиться сегодня попросит

Из гнилого болота былья?..

Не рожает больше – сын чей

Высь крестами обстрелял.

Мышцы разрушенья нынче

Каменный кулак – земля.

Видно, звезд золотые мыши

В мешках ночей не один изъян.

Мельник-месяц ничего не слышит

Оттого, что стар и пьян.

А закаты луннорогие,

Вынув морды из воды,

Мочились, месили дороги,

Заголив золотые зады.

Вот он. Слышите, как близок?

Искры звезд из-под коней…

Дыни бедер, Монна Лиза.

Мало корок губ в окне.

А ты, Милосская, – на площадь –

Клозетом наслажденья будь.

Мир вынул век, какой пожестче,

И сквозь плеву небес свой путь.

Звездами сумерки заржали

На скошенный зари овес…

Эй, кто там на культях скрижалей? –

Я крылья снежные привез.

И кровью, и листвою хлынул

И вольным холодом завыл…

С последней восковой осины

Срывает ризу он листвы.

Облаками дыма грянул

Как по гитаре, по Руси…

Сириуса камень рьяный

Созвездьем Пса перекусил.

Я новому учился гимну…

И вдохновенья новый ток

Тигрицею голодной прыгнул

По черной проволоке строк.

281

Я вижу вас, костры столетий,

И хворост человечий ваш.

Но грянет час, и ты ответишь,

Ответ, земля, багряный дашь.

Я вижу, как встают рассветы,

Жрецами рыжими встают,

С кривым ножом на грудь планеты

Вытягивают длань свою.

И где-то там скрежещут двери,

И люди там людей гноят.

И скрипкой пьяный льет Сальери

В бокал Моцарта сладкий яд.

И повторяет Изабелла

Иродиаду и не без

Главы такой же в шали белой,

Что выткал тот же лунный бес.

282

Бывает миг, волной качнется

Живое золото в ночи,

Звездою плюнет из колодца

И остальными заворчит.

А то в зарю чрез край злаченый

Переплеснется та волна,

И брагою стечет сыченой

С лопаты вечера луна.

С дремучей, синей и лохматой,

С непроходимой бороды.

Эй, внук-поэт, поди сюда ты, –

С платком страницы не туды!..

283

По горам, по лиловым долам

Бродит месяц – златые рога.

Роет облака выцветший хлам,

Чтоб укрыться от солнца-врага.

А рассвету никто так не лаком,

Как поэту, такому ж врагу.

Пахнет звездным поджаристым злаком

Из луны золотое рагу.

Лишь останется шкурка одна,

Будет облачком тонким висеть.

Ночью новою снова она

Позабудет прошедшую смерть.

284

Офельин пруд, в веках заплесневший,

Зелено-бронзовая гниль,

Зеленый храм, мечтам известнейший, –

Тебя воздвигли не они ль?

И не они ли век заботятся

Об этой гнили золотой?..

Так со слезою богородица,

Так сыр возлюблен со слезой.

Не верю я, что похоронена,

Что найдена и в глину вся.

Цветет на дне, и в тот огонь она,

Что в храме Весты начался.

285

Земля намазана луной,

Тончайшим сумраком одета.

Отдастся небу в час ночной

Голодная планета.

Вот небо сытое кругом

От жиру звезд трясется.

А утром желтым сапогом

Швырнет краюху солнца.

И станет солнце грызть милей

Земля полунагая,

И засмеется грудь полей,

Железки наливая.

И будет радоваться люд,

И городской, и деревенский,

Что небеса, как милость, шлют

Зерна злаченые подвески.

286

Жены поэта нет несчастней,

И он несчастлив тоже с ней.

Мечты угасли, дух не гаснет,

Всё вспыхивает злей, синей.

Поэт давно с иною связан,

С иной в веках давно зачат.

И ночью чует нежный сказ он

И синий звезд вдыхает чад.

Не стул под ним, под ним треножник.

Он видит сны, но он не спит.

На тройке бешеной художник

Звенит по миру, по степи…

287

Влюблен я в рифмы-самородки.

Они рождаются, как гром.

На миг счастливый, миг короткий

Слова раздуют сапогом.

И рассмеется, и потухнет

В тот самый миг, когда был смех,

А там, за нашей звонкой кухней,

Как чаю, ждут каких-то вех.

В снегах зубов родятся речи,

Ругают повара, как пса.

А он на кухне человечьей

Зевает в синь, на небеса…

288

Артисты вежливый народ,

В особенности трезв когда.

Улыбкой крепко жмурят рот,

И в нем не пламя, в нем вода.

Но и, как всяческий народ,

Артисты погулять не прочь.

И где-нибудь, как дождь, идет

Кутеж их в золотую ночь.

Не от зарниц ли за окном

Их ночь хмельная золота?

О, мне знакома ночка та,

Мне каждый миг ее знаком.

289

Дам я вам святую волю,

В шалаше заката дам.

Никому я не позволю

Вспоминать тебя, Адам.

Сгинь навек и не явися