Заживо погребенный - [24]
С мучительною ясностью он понял, что никогда, никогда не сможет ей открыть чудовищную тайну, жуткую правду. При всем величии миссис Чаллис, правда эта была еще огромней, и нельзя было рассчитывать на то, что миссис Чаллис ее когда-нибудь вместит.
— А сколько времени? — спросила она вдруг.
— Ах, не думайте о времени, — слишком поспешно отозвался он.
Последствия дождя
Когда обед совершенно кончился, и гриль опустел настолько, что, собственно, там никого не оставалось кроме них двоих и нескольких официантов, которые, стараясь их спровадить путем передачи мыслей на расстоянии, уныло топтались возле столика, Прайам Фарл стал напрягать мозги, думая о том, как бы поприличней провести вечер с нею вместе. Он хотел ее удержать, но не знал, как удержать ее. Он совершенно потерялся. Странно, что у человека, настолько великого и блистательного, чтобы быть похороненным в Вестминстерском аббатстве, не хватало простой сообразительности на то, чтоб сохранить общество миссис Чаллис! Но — ничего тут не попишешь. К счастью его посетила мысль, которую она поняла.
— Вам, видно, пора двигаться, — сказала она, медленно натягивая перчатки; и вздохнула.
— Постойте, — выдавил он, заикаясь. — Вы ведь сказали, Вертер-роуд, Патни, да?
— Да, дом номер двадцать девять.
— Возможно, вы позволите к вам заглянуть? — отважился он.
— Ну конечно! — подбодрила она.
Ничто не могло быть правильней, натуральней и проще, чем эта часть их разговора. Конечно же, он к ней заглянет. Завтра же он посетит идиллический край Патни. Нельзя терять такого друга, такой бальзам, такую мягкую подушку, такой отзывчивый ум. Постепенно, постепенно он с нею сблизится, и, может быть, в конце концов и до того дойдет, что он сможет открыть, кто он такой, в надежде, что ему поверят. И когда он к ней заглянет — а он себя убеждал, что с этим не следует тянуть — он попытает другой подход; заранее и тщательно продумает, что говорить, как говорить. Это решение его примиряло с необходимостью временной разлуки.
И он заплатил по счету под ее зорким, мудрым взглядом, ухитрившись от этого взгляда утаить точные размеры чаевых; а потом, в гардеробе украдкой сунул шестипенсовик богатому и жирному малому, присматривавшему за его тростью и шляпой. (Удивительно, как это разумное око все подобные операции мигом превращало в сплошную глупость!) И вот они молча побрели по длинным коридорам, мимо холлов, к выходу во двор. И сквозь стекло портала в глаза Прайму Фарлу ударил блик на мокром макинтоше извозчика. Шел дождь, да еще какой. Под стекло не заливало, но било, как литаврами, а посреди двора образовался пруд, и в нем плескалось несколько пролеток. Всё — конские крупы, шляпы извозчиков, их кепки, красные лица — всё сверкало, струилось и лоснилось под летним яростным дождем. Сказано, что география определяет историю. В Англии, и в Лондоне особенно, погода — главный двигатель истории. Под такой дождь не сунешься — разве что под давлением строжайшей необходимости! Стоишь под навесом — так уж стой!
И он был рад, глупо, нелепо рад.
— Это ненадолго, — заметила она, глянув в черное небо, чуть ясневшее к востоку.
— А что, если нам выпить чаю? — предложил он.
Меж тем, они только что покончили с кофе. Но она, кажется, ничего не имела против.
— Ну что ж, — она сказала. — Я всегда в это время чай пью.
Он глянул на часы.
— Уже почти четыре, — сказал он.
И, с одобрения часов, они пошли и сели в те же кресла в главном холле, на которых сидели в самом начале всего этого приключения. Прайам обнаружил кнопку звонка и заказал китайский чай и пышки. И почему-то мелькнуло у него такое чувство, что вот можно, что называется, начать жизнь сначала. И стало почти весело. Кстати, он вполне мог себе позволить быть веселым, не нарушая приличий, ибо миссис Чаллис, редкая умница, ни разу не упоминала о смертях и о похоронах.
И пока они молчали, и он собирался быть веселым, обаятельным, одним словом, самим собой, миссис Чаллис, спокойно помешивая чай, метнула такую стрелу, от которой у него искры из глаз посыпались.
— По-моему, — заметила она, — нам и кто менее подходящий мог попасться — что вам, что мне.
В первый миг он искренне не понял значенья этих слов, и она увидела, что он не понимает.
— Ну да, — разъяснила она, снисходительно и благосклонно. — Я серьезно. Я насчет хиханек-хаханек не очень. Я что хочу сказать? По-моему, если вас интересует мое мнение, мы друг другу подходим.
Вот тут-то у него искры из глаз и посыпались. И он заметил, как легкий румянец проступил на ее чрезвычайно свежей, нежной коже.
Она потягивала китайский чай, сильно растопырив пальцы.
Он совсем забыл, как они познакомились, забыл, что каждый из них, предполагается, имел вполне определенные намерения, забыл, что не случайно они обменялись фотографиями. Ему и в голову не приходило, что брак навис над ним, как меч. Теперь он этот меч увидел — тяжелый, острый, подвешенный на ужасно тонкой нити. Он дрогнул. Он не хотел ее терять, никогда больше не видеть; но он дрогнул.
— Собственно говоря…. — начал он, и осекся.
— Конечно, для мужчины положенье очень трудное, — продолжала она, теребя пышку, — я очень даже вас понимаю. И с кем-то если, то вы бы правы были. Женщины, большинство, не могут судить, какой у человека характер, как станешь с ними без дальних слов что-то улаживать, сразу ты им и не годишься. Но я не такая. Мне фигли-мигли эти даром не нужны. Я что люблю? Чтоб все было просто, ясно. Мы с вами задумали в брак вступить, что вы, что я. Так чего ж нам теперь друг перед другом притворяться? И даже смешно, нет, правда, ждать, что тебя будут обхаживать, предложение тебе делать, как будто ты никогда мужчину без пиджака не видела! Тут одно: подходят люди друг другу, или же нет. Я вам свое мнение выразила. А вы какого мнения?
Роман известного английского писателя Арнольда Беннета (1867–1931) «Повесть о старых женщинах» описывает жизнь сестер Бейнс и окружающих их людей. Однако более всего писателя интересует связь их судеб с социальными сдвигами в развитии общества.
На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.
Герои романов «Восемь ударов стенных часов» М. Леблана и «Дань городов» А. Беннета похожи друг на друга и напоминают современных суперменов: молодые, красивые, везучие и непременные главные действующие лица загадочных историй, будь то тайна украденной сердоликовой застежки или браслета, пропавшего на мосту; поиски убийцы женщин, чьи имена начинаются с буквы «Г» или разгадка ограбления в престижном отеле.Каскад невероятных приключений – для читателей, увлеченных авантюрными, детективными сюжетами.
«Великий Вавилон» — захватывающий детектив, написанный выдающимся английским мастером слова Арнольдом Беннетом, который заслужил репутацию тонкого психолога.Лучшая гостиница Лондона, «Великий Вавилон», где часто останавливаются члены королевских и других знатных семей Европы, переходит в руки нового владельца. Теодор Раксоль, американский миллионер, решает приобрести отель из чистой прихоти. Прежний владелец «Вавилона» предупреждает американца, что он еще раскается в своем решении. Тот относится к предостережению с насмешкой — ровно до тех пор, пока в отеле не начинают происходить самые невероятные события.
В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл «Волк на заклание» и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета «Отель „Гранд Вавилон“».Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.
(англ. Enoch Arnold Bennett) — известный английский писатель начала ХХ века.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Джордж Гроссмит (1847–1912) — яркий комический актер, автор и исполнитель весьма популярных в свое время скетчей и песен, автор либретто многих оперетт. Его младший брат, Уидон Гроссмит (1854–1919) — талантливый карикатурист, драматург и тоже одаренный актер. Творческая судьба братьев была вполне счастливой. Но поистине всемирной славой они обязаны своему «Дневнику незначительного лица», вышедшему в 1892 году и снабженному остроумными иллюстрациями мистера Уидона Гроссмита. «Дневник» давным-давно занял прочное место в списках мировой классики, не говоря уже о лучших образцах английской юмористической прозы.