Заживо погребенный - [25]
Она улыбалась, честно, ласково, но зорко.
Ну что он мог сказать? Что бы вы сказали, будь вы мужчиной? Конечно, легко вам, сидя в кресле, когда напротив вас нет миссис Чаллис, изобретать дипломатические ответы; а вы на место Прайама себя поставьте! Вдобавок, он считал, что она ему подходит. И он даже думать не хотел о том, чтоб с ней расстаться навсегда. Он уже испытывал подобное, когда с него в подземке сдуло шляпу; и этот опыт не хотелось повторять.
— У вас, конечно, дома нету! — произнесла она раздумчиво, и с таким сочувствием. — Может, хотите на мой взглянуть?
И вот в тот вечер гармоничная чета зашла в рыбный на углу Вертер-роуд, купила палтуса. А в газетном киоске, через один дом, плакаты кричали наперебой: «Впечатляющее действо в Вестминстерском аббатстве» «Похороны Фарла, величественное зрелище», «Великий художник нашел упокоение» и т. д, и т. п.
Глава VI
Утро в Патни
Был, конечно, брак, вступленье в брак, но во всем прочем было так, будто он попал в рай. Рай есть отсутствие забот и целей. Рай — это где вы не хотите того, чего у вас нет. Рай — это окончательность. Окончательность — вот именно. Сентябрьским утром, после медового месяца и обустройства, он встал лениво, намного позже жены, и, надев халат бордо (который Элис обожала), пошире отворил окно и долго наблюдал ту часть вселенной, которая включала Вертер-стрит и небеса над нею. Вот появилась крепкая старуха с огромным ведром, а в нем букеты; ему огромнейшее удовольствие доставил вид этой старухи; вид этой старухи привел его в восторг. Почему? Ну, неизвестно почему, ну, может, потому, что она так и пышет жизнью, она — часть этой великолепной земли. Все на свете ему приятно; все отлично, все так красиво. Он принял теплую ванну; ванная не снабжена наиновейшими удобствами, но Элис сумеет и телегу удобно приспособить для мытья. Бродя туда-сюда по второму этажу, внизу он слышал звуки спокойной, плодотворной деятельности. По утрам она занята; ее глаза как будто говорят: «С того часа, когда я встаю, и до обеда, не рассчитывай, пожалуйста, на мою моральную и интеллектуальную поддержку. Я у тебя под боком, но я у руля, и мне нельзя мешать».
Потом он спустился, свеж, как юноша, хоть мыс, мешавший видеть собственные пальцы на ногах, стремился скорей к увеличенью. Гостиная — святилище для его завтрака. Завтрак жена сама ему подаст — в беленьком фартучке, — едва он здесь объявится! Яйца! Тосты! Кофе! Кажется, ну что такого в этом завтраке; однако же, в нем все-все-все. Лучше завтрака и придумать невозможно! Он съел, наверно, пятнадцать тысяч завтраков по разным отелям прежде, чем Элис ему показала, что такое настоящий завтрак. Подав ему все, что положено, она чуть помешкает, потом взяв со стула, ему протянет «Дейли Телеграф».
— Вот твой «Телеграф», — скажет она весело, отрекаясь от всякого права собственности и от всякого интереса к «Телеграфу». По ней, газеты — игрушки для мужчин. В жизни не заглянула она в газету, в жизни не стремилась узнать, что происходит в мире. У нее и так дел по горло!. Политика и все такое — ее это не волнует! Ее занимает жизнь. Надо жить и всё. Жить каждый час. Прайам сразу понял, что наконец-то он припал к самому истоку жизни.
В нем двадцать страниц, в «Дейли Телеграф» больше, чем человек может осилить, если б даже читал с утра до вечера и с вечера до утра, отрекшись от пищи и питья. И все притом до того приятно, до того разнообразно! Эта газета вас как бы нежно убаюкивает; идеальная приправа к яйцу в мешочек, опершись на кофейник, эта газета как бы олицетворяет незыблемость Англии на море. Прайам ее складывает поперек; прочитывает все статьи до сгиба; потом переворачивает, приканчивает остальное. Отдав должное газете, он углубляется в себя и бродит по комнате, крутя в пальцах сигарету. Ах! Первая сигарета! Стопы сами ведут его на кухню, верней, к ее порогу. Жена занята работой. Каждая ручка, каждый предмет, который может пачкать, обернут тоненькой бумажкой, вдобавок, у неё для хозяйства особые перчатки, чтоб руки оставались безупречными; и дом в эти утренние часы (царство плит особенно) как будто сплошь в папильотках.
— Элис, я пойду пройдусь, — сказал он, надев идеально начищенные штиблеты.
— Очень хорошо, душка, — ответила она, сосредоточенная на своей работе. — Обед как всегда.
Она не требует, чтоб он держался за ее юбку. Он у нее есть. Она в нем уверена. И с нее довольно. Порой, как женщина простая, вдруг получившая в наследство жемчужное ожерелье, она, так сказать, вынимает его из шкатулки, разглядывает, опять кладет на место.
У калитки он помешкал, раздумывая: налево ли пойти, к Главной улице, или направо, к Оксфорд-роуд. И он пошел направо, хоть и налево было б тоже очень даже хорошо. На пути встречались ему одни служанки, да рассыльные. Девушки в белых чепцах терли дверные ручки, окна, либо неслись по улице, как беглые монашки, либо в нежной задумчивости смотрели из окон. Мальчишки вечно запрыгивали, спрыгивали с дрожек, или с велосипедов, развозя еду-питье с такой поспешностью, как будто Патни — осажденный лагерь. Все это было безумно увлекательно и таинственно, особенная же таинственность заключалась в том, что возвышенные, избранные особы, ради которых из кожи вон лезли все эти мальчики и девочки, пребывали вечно незримы. А вот и газетный киоск, и, как всегда, Прайам понаслаждался анонсами. Сегодня, например, «Дейли Иллюстрейтед» не сулил ничего, кроме «Портрета мальчика двенадцати лет, весом в двести килограмм», «Рекорд» страстно шептал: «Что сказал немец Королю. Особый выпуск», «Джернал» вопил: «Блистательная победа Суррея», а «Курьер» орал: «Неписанный закон Соединенных Штатов. Опять скандал».
Роман известного английского писателя Арнольда Беннета (1867–1931) «Повесть о старых женщинах» описывает жизнь сестер Бейнс и окружающих их людей. Однако более всего писателя интересует связь их судеб с социальными сдвигами в развитии общества.
На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.
Герои романов «Восемь ударов стенных часов» М. Леблана и «Дань городов» А. Беннета похожи друг на друга и напоминают современных суперменов: молодые, красивые, везучие и непременные главные действующие лица загадочных историй, будь то тайна украденной сердоликовой застежки или браслета, пропавшего на мосту; поиски убийцы женщин, чьи имена начинаются с буквы «Г» или разгадка ограбления в престижном отеле.Каскад невероятных приключений – для читателей, увлеченных авантюрными, детективными сюжетами.
«Великий Вавилон» — захватывающий детектив, написанный выдающимся английским мастером слова Арнольдом Беннетом, который заслужил репутацию тонкого психолога.Лучшая гостиница Лондона, «Великий Вавилон», где часто останавливаются члены королевских и других знатных семей Европы, переходит в руки нового владельца. Теодор Раксоль, американский миллионер, решает приобрести отель из чистой прихоти. Прежний владелец «Вавилона» предупреждает американца, что он еще раскается в своем решении. Тот относится к предостережению с насмешкой — ровно до тех пор, пока в отеле не начинают происходить самые невероятные события.
В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл «Волк на заклание» и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета «Отель „Гранд Вавилон“».Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.
(англ. Enoch Arnold Bennett) — известный английский писатель начала ХХ века.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Джордж Гроссмит (1847–1912) — яркий комический актер, автор и исполнитель весьма популярных в свое время скетчей и песен, автор либретто многих оперетт. Его младший брат, Уидон Гроссмит (1854–1919) — талантливый карикатурист, драматург и тоже одаренный актер. Творческая судьба братьев была вполне счастливой. Но поистине всемирной славой они обязаны своему «Дневнику незначительного лица», вышедшему в 1892 году и снабженному остроумными иллюстрациями мистера Уидона Гроссмита. «Дневник» давным-давно занял прочное место в списках мировой классики, не говоря уже о лучших образцах английской юмористической прозы.