Заживо погребенный - [12]
Нет, это было уже слишком, такого он не мог ожидать даже и в этом городе чудес. Через несколько минут другая клетка поднялась на уровень туннеля в другом месте, изрыгнула своих пленников и, подхватив Прайама и много кого еще, столь же проворно опустилась и выбросила всех в каких-то белых копях, состоящих из несчетных галерей. Он метался по этим несчетным галереям внизу, под Лондоном, следуя указаниям рисованых рук, метался долго, и таинственные поезда без паровозов проносились мимо. Но даже духа миссис Чаллис он не находил в этом подземном мире.
Гнездышко
На листке бумаги, озаглавленном «Гранд-отель Вавилон, Лондон», тщательно измененным почерком он вывел следующее: «Дункану Фарлу, эсквайру. Сэр, в том случае, если мне придут письма или телеграммы на Селвуд-Teppac, будьте добры их переслать по вышеозначенному адресу. Искренне ваш, Г. Лик». Не так-то легко ему было подписаться именем покойника; но почему-то он догадывался, что Дункан Фарл — такое сито, в котором (в силу его юридического склада) застревают самомалейшие подозрения. А потому, чтобы получить возможное письмо или телеграмму от миссис Чаллис, надо открыто назваться Генри Ликом. Он потерял миссис Чаллис; на ее письме не было адреса; он знал только, что живет она в Патни или где-то рядом; и единственная надежда ее найти основывалась на том факте, что ей известен адрес Селвуд-Teppac. А он хотел ее найти; он страстно этого желал. Ну хоть бы для того, чтоб объяснить, что их разлученье вызвано единственно капризом головного убора, что он потом искал ее по всему подземелью, отчаянно и безнадежно. Не могла же она вообразить, будто он нарочно улизнул? Нет! Ну хорошо, если она неспособна себе представить такую дикость, почему было не подождать его на платформе? Но все же он надеялся на лучшее. Лучшим была бы телеграмма; ну, на худой конец, письмо. А по получении он кинется к ней, чтоб объяснить…Но вообще-то, ему хотелось ее видеть — просто хотелось, вот и все. Как она ответила на предложенье пойти в мюзик-холл, каким тоном она ответила, — такое не может ведь не тронуть. И эти ее слова: «Мне вас так жалко… столько лет!» — ну, в общем, совершенно изменили его понятия. Да, ему надо было с ней увидеться, надо было убедиться, что она его уважает. Женщина, невозможная в обществе, женщина со странными ухватками, манерами (таких, конечно, миллионы), а вот поди ж ты, уважение ее не хочется утратить!
Потеряв ее, он оказался в крайности, принужден был действовать без промедленья. И он сделал самое естественное для вечного путешественника. Он въехал в лучший отель Лондона. (Вдруг он понял, что идея какой бы то ни было частной гостиницы — сомнительная идея). И вот у него номер с видом на Темзу — роскошный покой, в котором: письменный стол, софа, пять электрических светильников, два кресла, телефон, электрические звонки, тяжелая дубовая дверь с замком, ключом в замке; короче — его крепость! Только смелому по плечу штурмовать такую крепость — и он ее штурмовал. Он зарегистрировался под именем Лика, имя вполне простое, толков не вызовет, и коридорный, кстати, оказался прелестным малым. Вполне можно было положиться на этого коридорного и на телефон с целью избежать грубого соприкосновенья с внешним миром. Наконец он себя почувствовал почти в полной безопасности: весь огромнейший отель — гнездышко к его услугам, позволявшее упрятаться, лежать как в вате. Он был самодержавное лицо, неограниченный правитель комнаты № 331, с правом использовать почти неограниченные возможности Великого Вавилона в своих личных целях.
Он запечатал конверт и тронул кнопку звонка.
Явился коридорный.
— Вечерние газеты есть у вас? — спросил Прайам Фарл.
— Да, сэр, — и лакей почтительно уложил на стол газетную кипу.
— Это все?
— Да, сэр.
— Спасибо. Кстати, не слишком поздно будет беспокоить посыльного?
— О, что вы, сэр. — («Слишком поздно! В отеле Вавилон? О, великий царь!» — звучало в его ошеломленном голосе).
— Тогда пусть посыльный тотчас доставит это письмо.
— В кэбе, сэр?
— Да-да, в кэбе. Не знаю, будет ли ответ. Он там посмотрит. А потом пусть он заглянет на Саут-Кенсингтон-Стэйшн и возьмет мой багаж. Вот деньги и квитанция.
— Спасибо, сэр.
— Он сразу же отправится? Могу ли я на вас положиться?
— Можете, сэр, — ответил лакей с полной убежденностью.
После чего он удалился, и дверь была прикрыта рукой, испытанной в прикрывании дверей, прикрыта тем, кто жизнь посвятил усовершенствованию природных даров лакейства.
Слава
Он лежал на софе, стоявшей в изножий кровати, выключив все освещение, кроме единственной лампы под малиновым абажуром над самой его головой. Вечерние газеты — белые, сероватые, розоватые, бежевые и желтые — с ним делили ложе. Он собирался заглянуть в некрологи; заглянуть снисходительно, небрежно, только чтоб узнать, в каком духе о нем пишут журналисты. Некрологам он знал цену; часто над ними посмеивался. Знал он и выдающийся идиотизм художественной критики, над которой и посмеиваться не станешь, так от нее претит. Потом он вспомнил, что ему не первому предстоит читать собственный некролог; выпадало и другим такое приключение; и он вспомнил, как, узнавая, что из-за чьей-то ошибки подобный случай произошел с великим имяреком, он, будучи философом, тотчас себе рисовал, в каком умонастроении великий имярек приступит к знакомству с жизнеописанием собственной персоны. И сейчас он добросовестно проникся этим умонастроением. Вспомнил слова Марка Аврелия о тщете славы; вспомнил всегдашнее свое усталое презренье к прессе; со скромной мудростью рассудил, что в искусстве все неважно, кроме самой работы, и никакие потоки дурацкой болтовни ни на йоту не убавят и не прибавят твоей ценности для человечества.
Роман известного английского писателя Арнольда Беннета (1867–1931) «Повесть о старых женщинах» описывает жизнь сестер Бейнс и окружающих их людей. Однако более всего писателя интересует связь их судеб с социальными сдвигами в развитии общества.
На заре своей карьеры литератора Арнольд Беннет пять лет прослужил клерком в лондонской адвокатской конторе, и в этот период на личном опыте узнал однообразный бесплодный быт «белых воротничков». Этим своим товарищам по несчастью он посвятил изданную в 1907 году маленькую книжку, где показывает возможности внести в свою жизнь смысл и радость напряжения душевных сил. Эта книга не устарела и сегодня. В каком-то смысле ее (как и ряд других книг того же автора) можно назвать предтечей несметной современной макулатуры на тему «тайм-менеджмента» и «личностного роста», однако же Беннет не в пример интеллигентнее и тоньше.
Герои романов «Восемь ударов стенных часов» М. Леблана и «Дань городов» А. Беннета похожи друг на друга и напоминают современных суперменов: молодые, красивые, везучие и непременные главные действующие лица загадочных историй, будь то тайна украденной сердоликовой застежки или браслета, пропавшего на мосту; поиски убийцы женщин, чьи имена начинаются с буквы «Г» или разгадка ограбления в престижном отеле.Каскад невероятных приключений – для читателей, увлеченных авантюрными, детективными сюжетами.
«Великий Вавилон» — захватывающий детектив, написанный выдающимся английским мастером слова Арнольдом Беннетом, который заслужил репутацию тонкого психолога.Лучшая гостиница Лондона, «Великий Вавилон», где часто останавливаются члены королевских и других знатных семей Европы, переходит в руки нового владельца. Теодор Раксоль, американский миллионер, решает приобрести отель из чистой прихоти. Прежний владелец «Вавилона» предупреждает американца, что он еще раскается в своем решении. Тот относится к предостережению с насмешкой — ровно до тех пор, пока в отеле не начинают происходить самые невероятные события.
В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл «Волк на заклание» и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета «Отель „Гранд Вавилон“».Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.
(англ. Enoch Arnold Bennett) — известный английский писатель начала ХХ века.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Джордж Гроссмит (1847–1912) — яркий комический актер, автор и исполнитель весьма популярных в свое время скетчей и песен, автор либретто многих оперетт. Его младший брат, Уидон Гроссмит (1854–1919) — талантливый карикатурист, драматург и тоже одаренный актер. Творческая судьба братьев была вполне счастливой. Но поистине всемирной славой они обязаны своему «Дневнику незначительного лица», вышедшему в 1892 году и снабженному остроумными иллюстрациями мистера Уидона Гроссмита. «Дневник» давным-давно занял прочное место в списках мировой классики, не говоря уже о лучших образцах английской юмористической прозы.