Заживо погребенный - [14]
Рядом с ним был пустой столик, к которому теперь с должной помпой подводили молодого человека и великолепную даму, чья юность стекала с блистающих плеч, как палантин. И скоро Прайам Фарл подслушал следующую беседу:
Он:
— Ну, вы что будете?
Она:
— Чарли, милый, вы лучше заглянули бы сюда, вы же не можете платить такие деньги?
Он:
— А кто говорит, что я могу? Газета платит. Так что валяйте.
Она:
— Неужто лорд Назинг такой душка?
Он:
— Лорд Назинг не при чем. Это наш новехонький главный, специально выписанный из Чикаго.
Она:
— И долго он продержится?
Он:
— Сто вечеров, скажем, столько, сколько будет идти ваша пьеса. А потом — за полгода в зубы и под зад коленом.
Она:
— И сколько он получит в зубы за полгода?
Он:
— Три тыщи.
Она:
— Ой, мне столько не получить.
Он:
— Ну и мне тоже. Но мы-то с вами не родились в Чикаго.
Она:
— Мне десять тысяч долларов предлагали, между прочим, чтоб я туда поехала.
Он:
— Чего ж вы мне не сказали в интервью? Я два антракта угробил, выуживая из вас что-нибудь стоящее, а вы, оказывается, такое прятали за пазухой. Нельзя так поступать со старым преданным поклонником. Я это вставлю. Poulet chasseur?[4]
Она:
— Ой, нет. И помыслить не могу. Я на диете, как, вы не знали? Никаких соусов. Ни сахару. Ни хлеба. Ни чая. И в результате я шесть кило за полгода скинула. Ужас как раздаваться было начала.
Он:
— А это можно вставить?
Она:
— Только попробуйте!
Он:
— Ну что ж тогда? Зеленый салат и «Перье» с содовой? Я тоже на диете.
Официант:
— Салат зеленый, «Перье» с содовой? Слушаю, сэр.
Она:
— Что-то у вас невеселый вид.
Он:
— Веселый! Какое! Вы себе не представляете терзаний моей души. Думаете, раз специальный корреспондент «Рекорд», так у него и души нет.
Она:
— Книжки этой, верно, начитались, — Омар Хайам, — только о ней и разговору. Или как там она называется?
Он:
— А-а, Омар Хайам дошел и до театрального мира? Значит, в конце концов, земля все-таки вертится!
Она:
— Подбавьте-ка мне чуточку соды. И убавьте наглости. Ну, а какую же книгу вы мне прикажете читать?
Он:
— Сейчас социализм в большом ходу. Почитайте Уэлса о социализме. Через годик-другой он завоюет театральный мир.
Она:
— Уж будьте уверены! Уэлса не терплю. Вечно он взбивает всякие подонки. Против пены я не возражаю, а насчет подонков — благодарю покорно! Что это они там играют? Что вы сегодня делали? И это салат? Нет-нет! Не надо хлеба! Вы что — не слышите? Вас спрашивают.
Он:
— Да из-за Прайама Фарла совсем с ног сбился.
Она:
— Прайам Фарл?
Он:
— Ну — художник. Вы знаете.
Она:
— Ах да! Он! Я плакаты видела. Умер, кажется. Что-нибудь таинственное?
Он:
— Еще бы! Все дико странно! Богат был сказочно! А умер в дыре какой-то на Пулэм-роуд. И слуга исчез. Мы первые узнали об этой смерти, потому что у нас связь установлена со всеми Лондонскими конторами такого рода. Между прочим, это не для распространения — наш маленький секрет. И Назинг тут же послал меня писать историю.
Она:
— Историю?
Он:
— Ну, подробности. У нас на Флит-стрит так называется, «история».
Она:
— Какая прелесть! И много интересненького накопали?
Он:
— Не то чтоб очень. Я повидал его кузена, — Дункан Фарл, адвокат на Клемент-лейн, он и узнал-то, потому, что мы ему телефонировали. Но он мне почти ничего не пожелал рассказывать.
Она:
— Скажите! Нет, я надеюсь, там кроется что-то ужасное.
Он:
— А вам-то что?
Она:
— Ну, хочется явиться на дознанье, или в полицию, да мало ли. Я всегда поддерживаю дружбу с этим миром. Дико волнительно — сидеть на этой их скамье.
Он:
— Дознания никакого не предполагается. Хотя тут много непонятного. Видите ли, Прайам Фарл никогда не жил в Англии. Вечно за границей. По этим иностранным отелям вечно мотался.
Она (после паузы):
— Я знаю.
Он:
— Что именно вы знаете?
Она:
— Даете слово, что не будете трепаться?
Он:
— Ну.
Она:
— Я с ним познакомилась в Остенде, в одном отеле. И он — он прямо рвался написать мой портрет. Но я отказалась.
Он:
— Но почему?
Она:
— Если б вы знали, что это за тип, вы бы не спрашивали.
Он:
— Ой! Но послушайте! Вы просто должны мне разрешить это использовать в моей истории! Выкладывайте всё.
Она:
— Ни за какие коврижки.
Он:
— Ну — он пытался за вами приударить?
Она:
— Но как!
Прайам Фарл (про себя):
— Вот наглая ложь! В жизни я не бывал в Остенде!
Он:
— Но можно я это использую, не называя вашего имени? Скажем — одна знаменитая актриса?
Она:
— Ну, это пожалуйста. Можно даже указать, что из музыкальной комедии.
Он:
— Идет. Как-нибудь разрисую. Уж положитесь на меня. Огромное вам спасибо.
В этот миг священник прошел по зале, тощий и очень юный.
Она:
— Ах! Отец Лука, вы ли это? Присаживайтесь к нам, располагайтесь. Отец Лука Виджери — мистер Докси из «Рекорд».
Журналист:
— Очень приятно.
Священник:
— Очень приятно.
Дама:
— Кстати, отец Лука, я прямо мечтаю завтра послушать вашу проповедь. О чем она?
Священник:
— О нынешних пороках.
Дама:
— Какая прелесть! Я последнюю читала — пальчики оближешь!
