Зажги звезду. Рассказы о красных следопытах - [8]

А наглядным пособием на этом уроке служит не макет, не муляж, не картина, написанная художником, — а сам Мост, чьи рельсы с обеих сторон обрываются в быстрые воды Прута. Неровные строчки писем участников боя рассказывают суровые его подробности, какие не вычитаешь ни в одной из книг. Ветераны боя, приезжая в Липканы по приглашению следопытов, показывают, на каком рубеже занимали они пост, останавливая атаки фашистов. И мало-помалу перед глазами ребят встает утро 22 июня 1941 года, которое старые бойцы дружно называют «огненным рассветом».

А малышня, играя «в войну» неподалеку от Моста, подолгу спорит, кому из них быть старшиной Бутиным…

«Доля моя, доля…»

Чем замечателен подвиг?

Тем, что он никогда не бывает одиночным.

Одна, вспышка героизма вызывает другую, третью — так когда-то трудовой рекорд Алексея Стаханова породил в стране целое стахановское движение, так воздушный таран Талалихина повторили на разных участках фронта 600 летчиков.

Армия сильна героизмом бойцов; народ богат подвигами своих сынов и дочерей.

Восьмая застава 23-го Краснознаменного пограничного отряда остановила наступление фашистов на своем участке на десять дней.

А до этого, до июня 1941 года, среди пограничников 23-го отряда были герои? Ведь в 1941 году отряду исполнилось 17 лет…

И, продолжая переписку с ветеранами Липканской заставы, узнавая все больше о памятных днях июня, красные следопыты стали интересоваться историей отряда.

И здесь их ожидали открытия не меньшие, чем в письме Евдокии Яковлевны Рачкевич, в котором она писала о старшине Бутине.

Теперь уже появилась в музее следопытов новая тетрадь, озаглавленная «История 23-го Краснознаменного пограничного отряда».

Первые строки из нее:

«23-й пограничный отряд был сформирован в феврале 1924 года из подразделений прославившейся в годы гражданской войны 24-й Самаро-Ульянов- ской, Бердичевской Железной трижды Краснознаменной стрелковой дивизии.

До 1940 года отряд назывался Каменец-Подольским и охранял самый большой и сложный участок на Украине, участок советско-румынской демаркационной линии по реке Днестр.»

Что это было за время?

Для пограничников — тревожное время, суровая пора.

Писатели самых разных жанров, в том числе и приключенческого, часто обращаются к этому периоду Советской власти, потому что не было месяцев и лет более богатых на схватки с тайным врагом, чем эти.

Из-за польской и румынской границы налетали на наши деревни и села банды. Белая эмиграция посылала через границу диверсантов, поджигателей, убийц, шпионов. Они находили приют и помощь на нашей стороне — среди затаившихся врагов, мечтающих о возврате старых времен.

Слетевшие под откос поезда, убитые активисты советской власти, пожары на заводах и фабриках — это было делом их рук.

Перед ребятами из Липкан это время предстало в облике Василия Крючкова, героя первой мировой войны, полного георгиевского кавалера, известного всей тогдашней России по журналу «Нива», напечатавшего его портрет. В 1918 году в Петрограде он добровольно вступил в Красную Армию — и вся его дальнейшая жизнь проходила под ее красными знаменами.

В гражданскую Василий Крючков — красный разведчик. Смелый, даже дерзкий и — неуловимый. В одну из своих вылазок в тылы противника его отряд взорвал три железнодорожных моста, пустил под откос состав с боевой техникой, зарубил много беляков. За этот рейд Василий Крючков в 1918 году награждается первым орденом советской власти — орденом Красного Знамени за номером 62…

И все-таки в ночном боющод Черниговом разведчик с группой бойцов попал в плен. Утром, на допросе, белогвардейский офицер узнал в пленном вахмистра царской армии: они вместе воевали на германском фронте.

— Удивляюсь, Крючков! Ты храбро воевал за царя, а теперь у большевиков получил орден…

— Что ж тут непонятного! — ответил разведчик. — Я, ваше благородие, и раньше воевал за Родину, а теперь тем более — ведь все настоящие патриоты идут за большевиками.

Василия Крючкова вместе с его разведчиками приговорили к расстрелу.

В поле они копали общую могилу. Копали не торопясь, поглядывая на конвоиров в длинных, до пят шинелях. А те, так же как приговоренные, неторопливо сворачивали цигарки, буднично переговаривались, бросая взгляды на солнце, которое — одно! — спешило к горизонту.

И вдруг по команде командира осужденные на смерть бросились врассыпную. Путаясь в полах шинелей, конвоиры засуетились, в спину убегающим захлопали запоздалые выстрелы, засвистели над головой пули. Только один упал, остальные спаслись.

Через два дня Крючков снова был в седле, вернулся в полк.

— Счастливая у тебя доля, Василий! — слышал он со всех сторон. — С такой до ста лет можно жить!

— Хотите, — спрашивал в ответ, — покажу мою долю?

— А ну давай, Крючков! Хоть раз увидим ее в лицо!

Вытягивал вперед сжатую в кулак руку.

— Вот она, хлопцы, моя доля, судьба-злодейка — у меня в кулаке. А чуть разожму пальцы — и выскочит, и кто знает, что может натворить!

В конце того же, 1918 года Крючков заехал на побывку в свое родное село Ленковцы, что под Черновцами. А в январе, в самом его начале, село, как и вся Бессарабия, были захвачены войсками королевской Румынии.