Завтра ты войдешь в класс - [16]

Если мысль ученика будет плодотворно работать, исчезнет печальная для нас убывающая прогрессия.

ЮНЫЕ СКЕПТИКИ

Погожий сентябрьский день… Еще совсем тепло, и небо над селом чистое и высокое, поверить невозможно, что на нем бывают тучи. И кажется, что этому небу должна сопутствовать тишина. Но ее-то как раз и нет. Сельскую улицу сотрясают лязг, грохот, крики. Мальчишки и девчонки на тележках, на носилках и просто в руках везут, несут, волокут, тащат железный лом. Вот проплыл отслуживший свой век самовар, вот катят круглую железную печку, вот какой-то веселый малыш, прицепив за проволоку несколько дырявых ведер, бежит во весь дух, травмируя слух прохожих. И все это движется к школе.

Особенно забавно наблюдать первоклассников. Они успели уже выпачкаться, и на лицах их поблескивают росинки честного трудового пота. Сколько раз они равнодушно проходили мимо ржавого ведра, а тут оказалось, что и оно кому-то нужно. Если собрать много-много таких ведер, из них можно сделать настоящий трактор. Так говорила учительница, и дети верят, что из их ведер сделают именно трактор.

Металлолом дети аккуратно складывают на школьном дворе отдельными кучами — по классам. Выделены дежурные. Они записывают, кто сколько собрал, и бдительно следят, чтобы соседи не перетащили к себе какую-нибудь особенно весомую железяку.

В детях всегда восхищает великая готовность к хорошему, доброму, к труду на общую пользу. Посмотришь на них — и, право же, самому хочется побежать домой, найти некую железную штуковину и отнести в школу.

Но, присмотревшись внимательно, я замечаю, что малыши стараются изо всех сил, у пятиклассников уже нет того энтузиазма, а старшие работают совсем с прохладцей.

Рядом со мной мальчишка из седьмого класса. Руки у него в карманах. Со скептической улыбкой он следит за суетой малышей.

— Ты почему не работаешь?

— А что делать-то?

— Ты пронес уже лом?

Он усмехается:

— А кому он нужен? Вон прошлогодний еще валяется!

Так вот откуда у него этот недетский скепсис! Просто он уже накопил некоторый печальный опыт. И его можно понять. Если сегодня я, обливаясь потом, выковыриваю из земли тяжелую железяку, волоку ее в школу, а завтра вижу, что она никому не нужна и ее снова втаптывают в землю, я оскорблен. Во мне унижено человеческое достоинство. И хотя мы не раз звонили во «Вторчермет», чтобы старый металлолом забрали, и, в конце концов, его увезли, в памяти моей еще долго жила горькая усмешка маленького скептика…

Набухали почки. Из потеплевшей земли поднимались к солнцу иголочки новой травы. Мы с ребятами сажали деревья. Кто тащил из леса березки и тополя, кто копал ямки, кто носил ведрами воду. Веселое дело — сажать деревья!

«Как приятно будет, когда возле клуба зазеленеет скверик! Это будет ваш подарок взрослым. Им ведь сейчас некогда — у них посевная», — так говорила учительница.

Там, где был пустырь, поднялись ровные ряды деревьев. Они, словно не понимая, что произошло, пугливо дрожали под ветром, будто страшно и непривычно было им на новом месте. Но пройдет время, и — ребята были уверены — корни деревьев пойдут в рост, распустятся листья и счастливо зашумят под солнцем. В тени красивого сквера люди будут отдыхать после трудового дня, играть в шахматы, читать газеты, прогуливаться с детьми.

…Ребята расходились довольными, с приятной усталостью в теле, и оглядывались на посаженные деревья: каждый оставил здесь хоть маленькую, но частицу своей души.

Потом наступило лето, и все занялись своими делами: кто работал на сенокосе, кто уехал к родным, кто целыми днями сидел на берегу реки с удочкой. А осенью ребята снова собрались в школу и первым делом заглянули в клубный скверик. Но что это? Ветер уныло шевелил сухие листья. Не те — красивые, пожелтевшие, в осенних нарядных красках, а пожухлые, мертвые. Что же случилось?

Лето выдалось жаркое. В июне и июле — ни одного настоящего дождя. Молодые березки и тополя почти все погибли от жажды… Кто виноват? Прежде всего мы, взрослые. Учителя уехали в отпуск, но каждый вечер в клуб приходили десятки юношей и девушек. И никто не догадался полить… Надо было… Но факт остается фактом. Сквер на этот раз не получился.

…Как я теперь понимаю, директор школы, где я учился, была женщиной практичной. Она удачно находила шефов. В трудные годы первой пятилетки шефом нашей школы была кондитерская фабрика. Позже, когда конфеты потеряли свою дефицитную прелесть, нашим шефом стал Театр юного зрителя.

Тюзовцы — народ молодой, веселый, приветливый — приглашали нас участвовать в массовках. Мы обычно появлялись в последнем действии, все как один в красных галстуках, белых рубашках и синих трусах. Шагали под звуки горна и барабана, и публика (такие же, как мы, пионеры) неизменно встречала нас бурными аплодисментами. Суфлерская будка, свет рампы, кулисы и вся эта особенная, не похожая ни на что жизнь сцены кружили нам головы; некоторые из нас всерьез мечтали стать артистами.

Шефы охотно приходили и на наши школьные вечера. Помню, один из таких вечеров близился к концу, когда на сцене появились две наши девятиклассницы. Одна — в кофточке и юбке, другая — в пиджаке с чужого плеча и узких брючках. На головах лихо нахлобученные фуражки. Из-за кулис послышались хриплые звуки заигранной пластинки. Девчонки начали выламываться и извиваться, тесно прижимаясь друг к другу. Такого мы еще не видели и смотрели на них широко открытыми от изумления глазами.