Завтра будет поздно - [31]

Она объясняла, как сама понимает произошедшее в России, и прислала для просмотра рукопись агитационной брошюры «Нужен ли нам царь?», которую намеревалась отправить в печать.

Письмо заканчивалось радостными восклицаниями:

«А все-таки, дорогие друзья, большой момент!.. Мы все здесь «ошалели», не спим, не сидим — носимся и норвежцев бунтуем. Трудно не уехать в Россию немедленно!

Ваш лозунг «гражданская война» вполне себя оправдал! Это я всюду отмечаю. Хочется крепко, крепко пожать Вашу руку. Все-таки сейчас у Вас должно быть подъемно на душе, ликующе! Всего хорошего Вам обоим!»

Вслед за письмом пришла из Христиании телеграмма. Владимир Ильич сходил на телеграф и кратко ответил Коллонтай:

«Наша тактика: полное недоверие; никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата — единственная гарантия… никакого сближения с другими партиями. Телеграфируйте это в Петроград».

Кроме того, Владимир Ильич стал писать «Письма из далека». Два первых он послал Александре Михайловне, попросив перевезти их через границу и вручить русскому Бюро ЦК.

Вскоре из Норвегии пришла восторженная телеграмма:

«Две статьи и письмо получила, восхищена Вашими идеями.

Коллонтай».

В МОРСКОЙ КРЕПОСТИ

Виталий Аверкин со своей группой действовал осторожно и хитро, как советовал брат. Тайные агенты не вышибали дверей и не взламывали решеток на окнах, они только выкриками подогревали озлобленную толпу, доставали ломы, топоры, горючее.

Врываясь в помещения вместе с толпой, сообщники Аверкина находили заранее приготовленные бутылки с бензином, разбивали их о стеллажи, о стены, да так, чтобы горючее попало на папки с делами. Пламя в несколько минут охватывало все этажи. Люди едва успевали выскакивать на улицу.

К зданию судебных установлений с грохотом и звоном примчались пожарники в медных касках, но толпа не дала загасить пожар.

На другой день утром Виталий получил от брата пухлый конверт с деньгами. Всеволод был доволен.

— Чисто сделано, — похвалил он. — Многие газеты сваливают вину на обезумевшую толпу. Наш шеф поручает то же самое проделать в Кронштадте. Если местные агенты растеряются и замешкаются, ваше дело — любыми путями, вплоть до взрыва, уничтожить архивы охранного отделения. Выехать надо немедленно. Для этого получите автомобиль. На сборы дается полтора часа.

Собрать агентов было нетрудно, они все сидели в соседнем трактире и ждали обещанных денег. Виталий выдал им по сто рублей, а все остальное оставил себе.

В казенном автомобиле они доехали по приморской дороге до Лисьего Носа, а оттуда по льду, мимо фортов, переправились в Кронштадт.

В крепости внешне было спокойно: матросы и солдаты строем возвращались с занятий в казармы, на перекрестках стояли усатые городовые, и никто их не трогал. Но в отделении охранки все были настороже: от агентов то и дело поступали тревожные донесения.

На острове Котлин уже бастовали рабочие Пароходного завода. Забастовщики утром пришли к генерал-губернатору крепости адмиралу Вирену и заявили ему, что присоединяются к восставшим столицы, потребовали введения новых порядков в Кронштадте. Адмирал накричал на судостроителей и не без угрозы сказал, что о его решении они узнают завтра утром, пусть все соберутся на Якорной площади.

«С забастовщиками адмиралу справиться, конечно, будет нетрудно, — думал Аверкин. — Но как он обуздает солдат и матросов, возбужденных слухами, проникающими из Питера?»

Один из осведомителей охранки донес, что вчера вечером в чайной на Козьем болоте матросы сговорились с солдатами о совместном вооруженном выступлении. На какой день они его назначили, осведомитель не знал. Охранке следовало быть наготове.

Аверкин помог кронштадтским агентам расставить бутылки с горючим в таких местах, чтобы пламя одновременно охватило здание охранки со всех сторон, и остался ждать новых донесений агентуры, разосланной по всему городу.

Перед ужином стало известно, что адмирал Вирен собирал у себя старших офицеров и, выяснив, что кронштадтский гарнизон ненадежен, приказал вооружить моряков-новобранцев. Эти парни, призванные поздней осенью на флот со всех концов России, еще не плавали на кораблях и не успели сплотиться, как старослужащие. Молодых матросов в экипаже держали строго: с первых же дней всех наголо остригли, ленточек на бескозырки не выдавали и за ворота даже по воскресеньям не выпускали без строя. Целыми днями парней гоняли по плацу, обучая поворачиваться, ходить шеренгой, перестраиваться, владеть винтовкой и отдавать честь высшим чинам. Оторванные от всего, что творилось в стране, запуганные свирепым режимом флотского экипажа и строгостями военного времени, молодые матросы боялись фельдфебелей и были послушны офицерам. Батальоны новобранцев годились для подавления волнений. Они были грозной силой в руках адмирала Вирена.

Уже начало темнеть. Поужинав, Аверкин досадовал: «Зря нас прислали в Кронштадт. В крепости не будет того, что в Петрограде. Стоит только адмиралу зыкнуть, как все здесь уляжется. Архивы надо просто подпалить, будто произошел обычный пожар». Он хотел было узнать у помощника начальника отделения, где можно устроиться на ночлег, а тот вдруг сказал ему: