Завоеватели - [11]

Справа громоздился древний доспех — с широкими лапами, мощной грудью в обручах из дутого железа, он стоял, слегка присев на полусогнутых ногах и растопырив руки. Казалось, он хочет схватить Синяку за плечи.

К доспехам вела цепочка следов, отпечатавшихся в густой пыли. Только теперь, увидев следы и поглядев на мальчика со стороны, Бьярни заметил, что он босой. Светло-серые армейские штаны Синяки были покрыты снизу коркой засохшей глины.

Пыль лежала везде — не только на каменном полу, но и на доспехах, на огромных грубых столах и лавках, сваленных в углу. Выцветшие ветхие гобелены, висевшие на стенах, расползались от одного только прикосновения пальцев (можно добавить, что то были пальцы хозяйственного Тоддина).

Хильзен разбежался и легко вскочил на стол, грохнув сапогами. Стол даже не крякнул — предки нынешнего хилого племени ахенцев делали мебель на славу. Бьярни покосился на Хильзена с еле уловимым одобрением.

Под столом кучей лежала старинная серебряная посуда. Судя по некоторым характерным пятнам, так и не вымытая после последней трапезы, со времени которой протекло уже несколько столетий. Желтая Дама как раз появилась во время пиршества и выгнала людей из замка навсегда.

— Недурно, — кратко заключил Косматый Бьярни и жестом велел Синяке подниматься на третий этаж.

Синяка без малейших колебаний повиновался, сверкнув на лестнице босыми пятками. Бьярни тяжеловесно ступал за ним.

На третьем этаже они обнаружили склад оружия тысячелетней давности. Завернутые в истлевший ковер, под окном-бойницей лежали огромные мечи. Многие даже не заржавели — в башне было сухо. Хильзен толкнул ногой ковер и задумчиво поглядел на рассыпавшиеся по полу клинки.

В другом углу навалом лежали копья, пики и несколько тяжелых алебард. Синяка хотел было взять одну, но едва не отрубил себе ногу.

— Да, тут можно разместиться, — сказал Бьярни. Он еще раз оглядел большую комнату и прищурился с удовольствием. — Только сначала нужно убрать пыль, а то задохнемся.

Норг покровительственно потыкал в Синяку пальцем.

— И никакие призраки нам не указ.

На секунду в комнате стало тихо, и вдруг снизу донесся звон металла и отчаянный вопль Хилле, в котором смешались страх и боль. Бьярни мгновенно схватил Синяку за волосы, подтащил к себе и приставил нож к его горлу.

— Все-таки там была засада, — сказал он. — Змееныш.

Хильзен, придерживая меч в ножнах, подскочил к лестнице, склонился и крикнул:

— Хилле! Ты жив?

Снизу залязгало. Потом послышался басок Хилле:

— Ну.

— Что там у тебя случилось?

Лязг возобновился. Потом Хилле сказал:

— А, мать его. — И закашлялся. — Доспех упал, зараза. — Он гулко чихнул несколько раз, после чего вкусно шмыгнул носом.

Косматый Бьярни медленно отпустил Синяку. Юноша тряхнул головой и, не сказав ни слова, отошел к стене. Внизу Хилле Батюшка-Барин принялся кашлять и ругаться. Потеряв терпение, Хильзен легко сбежал по лестнице. Через несколько секунд за ним последовали и остальные.

За упавшим доспехом обнаружилась печка, построенная в более поздние времена. Это было круглое металлическое сооружение, покрытое облупившейся грязно-синей краской, довольно безобразное на вид. Судя по всему, последние обитатели башни стыдливо прикрывали ее старинными доспехами, чтобы не мозолила глаза. Завоеватели, понятия не имевшие о том, что такое единство стиля в архитектуре, пришли в неописуемый восторг. Решение не отдавать башню крепло с каждой минутой.

Бьярни пригнал несколько солдат, чтобы вычистили пыль, растопили печку и натаскали воды.

Несколько минут Норг постоял на втором этаже, слушая бурные протесты Хилле, который яростно сопротивлялся попыткам Тоддина отправить его за дровами. Невнятно ругаясь и душераздирающе кашляя через слово, он уверял, что не создан для лесоповала. Послушав некоторое время, Норг внезапно озверел и молча треснул подростка по голове кулаком. Хилле замолчал и покорно затопал вниз.

Хильзен, как всегда, непринужденно отлынивал. Он поднялся на третий этаж, где никого, кроме Синяки, не было. Тот смотрел в узкое окно на залив, где хорошо были видны яркие полосатые паруса, освещенные предзакатным солнцем. Хильзен задумчиво изучал фигуру юноши. Что-то странное было в облике этого молодого горожанина.

Синяка почувствовал на себе взгляд и обернулся. И тогда Хильзен понял. Волосы, вот оно что, сказал себе юный Завоеватель. Волосы у Синяки были светлее, чем кожа. При таком смуглом лице он должен был иметь иссиня-черные кудри или, на худой конец, угольные, но уж никак не русые.

Хильзен нашел лавку поудобнее и тяжело опустился на нее. Машинально прижал к груди левой ладонью больную правую руку и поморщился.

— У форта? — спросил Синяка, кивая на повязку в коричневых пятнах крови.

— Угу, — процедил Хильзен, не разжимая губ.

Ресницы Синяки дрогнули, и он еле заметно пожал плечами. Хильзен потер пальцами больную руку пониже раны.

— А сам почему хромаешь? — спросил он вдруг Синяку.

Мгновение Синяка смотрел на Завоевателя молча. Хильзен кривил рот, баюкал правую руку и, казалось, целиком ушел в свои думы.

— Почему хромаю? — переспросил наконец Синяка. — Ваши постарались.