Заводная обезьяна - [37]

- А в Гибралтаре есть змеи? - ни  к  селу  ни  к  городу  спросил  вдруг Фофочка. - Может, его укусила змея? И он в больнице?    

- Да замолчите наконец! - закричал Сашка.    

Дед Резник твердо верил, что Зыбин вот-вот обнаружится.  Он  знал,  что чужой порт - штука не простая, всякое может тут  с  человеком  приключиться. Деда самого в Копенгагене в 1912 году раздели и по  шее  надавали.  Если  бы пырнули ножом и попал бы в больницу, сразу бы сообщили капитану, англичане - аккуратисты в таких делах. А раз не сообщают - придет. Может  и  до  вечера проплутать, но ничего тут страшного нет, и нечего шум подымать.    

- К вечеру объявится, помяните меня, - говорил Дед.    

Более других волновался за Юрку Ваня Кавуненко.  И  волновался  потому, что на берегу Юрка был вместе с Бережным. Помня Юркин пыл  на  недавнем  дне рождения Хвата, Ваня чувствовал, что между ним  и  первым  помощником  могло произойти некое столкновение, объясняющее отсутствие Зыбина, столкновение, о котором Бережной умалчивает. Но тогда почему до сих пор не вернулся доктор? 

Расспросив во всех деталях полицейского о том, как пройти к музею, Иван Иванович вернулся к витрине, около которой он оставил Бережного с Зыбиным, и никого не нашел. Он постоял немного, заглянул в  ближайшие  лавки,  -  нигде нет.    

- Ничего не понимаю, - вслух сказал Айболит.    

Он постоял еще некоторое  время  у  витрины  обувного  магазина.  Вдруг стеклянные двери  распахнулись,  вышла  девушка,  удивительно  тоненькая,  с ямочками на щеках, заулыбалась и жестами начала приглашать  Ивана  Ивановича войти в магазин. Иван Иванович вспомнил лавку сувениров  и  решил,  что  без Зыбина он в магазине пропадет.    

"Надо уходить отсюда,- подумал он.- Что же, я так и  буду  тут  стоять? Пойду в музей. Они знают, что я в музей собирался. Захотят - найдут".    

Отворив двери музея, доктор поднялся по  лестнице  и  подле  маленького камина у входа в первый зал увидел  старушку,  которая  сидела  в  кресле  и вязала на спицах. Она смотрела на Ивана Ивановича с  таким  удивлением,  как будто он вылез из каминной  трубы.  Потом  поспешно  вытащила  из  маленькой сумочки слуховой аппарат, вставила в ухо и спросила очень громко:    

- Мистер хочет осмотреть музей?     

- Да, - ответил  Иван  Иванович, - хотелось  бы... -  "Не  совершаю  ли  я какую-то бестактность", - подумал он. - Впрочем, может быть, я не  вовремя, - продолжал он робко, но старушка перебила его:    

- Пожалуйста, пожалуйста! - Она проворно встала,  положила  вязанье  на кресло. - Мистер, вероятно, путешественник?    

- Да, - сказал Айболит, - в некотором роде...      

- Говорите, пожалуйста, погромче, я плохо слышу! - крикнула старушка.     - Да, я первый день в вашем городе! - громко повторил доктор.    

- Мистер приехал из Танжера?     - Нет... Не совсем...     - Мистер путешествует один?    

- Нет, нас много... Видите ли, я врач. Работаю на советском  рыболовном судне...    

- О, вы из России?! - воскликнула старушка. - Не может быть!    

- Уверяю вас, - улыбнулся Айболит.    

- Я буду все показывать вам сама!  -  решительно  крикнула  старушка  и направилась в зал.    

В музее было все, что положено иметь  всякому  уважающему  себя  музею: черепа  пращуров,  заржавленные   ядра,   змеи   в   формалине,   деревянные раскрашенные куклы в ветхих мундирах, местами сильно побитых молью,  картины морских сражений с аккуратно и красиво горящими фрегатами.    

Старушка,  которую,  как  выяснилось,  звали  миссис  Чароуз,  громкими криками объясняла Ивану Ивановичу каждый экспонат.    

Время пролетело незаметно, пора было уходить, возвращаться в  порт,  но миссис Чароуз и слушать  об  этом  не  хотела.  Едва  доктор  робко  начинал произносить слова благодарности, миссис Чароуз демонстративно вытаскивала из уха слуховой аппарат и решительно кричала:    

- Вы никуда не пойдете! Я обязана вам все показать!    

Иван Иванович, потупясь, заметил, что время, к сожалению, на исходе,  и ему пора возвращаться, но миссис Чароуз закричала,  будто  всему  Гибралтару известно, что советский пароход отойдет поздно ночью, а сейчас нет и трех, и она решительно заявляет, что не отпустит доктора, такого милого собеседника, и не стоит больше об этом говорить.     Иван Иванович осмотрел оружие и картины, изумляя миссис Чароуз глубиною своих познаний в истории  Гибралтара.  Затем  миссис  Чароуз  заговорщически подмигнула доктору и,  взяв  его  за  руку,  подвела  к  стенду  с  изрядной нумизматической коллекцией, отыскала советские монеты и долго объясняла, где какая монета, называя  гривенник  грайвэником,  а  Иван  Иванович  слушал  и кивал...    

Солнце  начало  припадать  к  земле,  когда  Айболит  вышел  из  музея. Разумеется, он быстро заблудился, то и  дело  упирался  в  какие-то  склады, обходил их, карабкался по узким улочкам-лестницам в гору  и  снова  упирался именно там, где вроде бы должен находиться пароход. Наконец, доктор пробился к воде и попал на рыбный рынок. Торговцы громко,  даже  громче,  чем  миссис Чароуз, выкрикивали неизвестные Ивану  Ивановичу  названия  сардин,  красных головастых ершей и еще каких-то  больших  рыб,  которых  продавали  кусками. Розовели горы креветок,  один  прилавок  был  залит  чернилом  каракатиц,  в корзине рядом скрипели усами лангусты. Иван Иванович даже  обрадовался,  что ему удалось так интересно заблудиться. С живым любопытством рассматривал  он прилавки, но не подходил близко, оберегая себя  от  настойчивых  приглашений рыбаков купить их добычу. Наконец он выбрался из лабиринта  рынка,  и  снова зашагал к порту, и снова попал куда-то не туда, улицы  были  совершенно  ему незнакомы. Доктор торопился, понимая, что его  опоздание  может  взволновать всех на траулере,  и  решил  наконец  самым  подробным  образом  расспросить первого  попавшегося  прохожего,  как  пройти  в  порт,  но  теперь  исчезли прохожие. Иван Иванович оглянулся на скалу и увидел Зыбина.