Завод и город - [15]

Ирина Тимофеевна и тут нашла мгновенный ответ:

- Гласность, только гласность. Если он будет знать, что его хамство может быть выставлено для всеобщего обозрения, он десять раз прежде подумает.

И автор полностью с этим согласен.

Другого пути нет

Снова сижу в стеклянной конторке на 57-й оси. Обеденный перерыв. В гости к мастеру Наилю Исмаилову пришли молодые инженеры с соседних участков, среди них мой давний знакомый по КамАЗу Сергей и его товарищ Александр.

Мы говорим о том же, о чем говорят сейчас по всей стране - и не только в обеденный перерыв. Мы говорим о техническом прогрессе.

Николай Дмитриевич Мальнев в который раз рассказывает о своих похождениях в отделе труда и зарплаты. Но, кажется, теперь зашевелилось. Всем понятно, сразу по-другому не заработаешь - но придется, другого пути нет.

- Подумаешь, пять человек высвободится, - с вызовом заявил Александр. - Нашего цеха скоро вообще не будет, когда пойдет настоящий технический прогресс.

- Как так?

- Очень просто. Автомобиль вообще машина консервативная, за истекшие девяносто лет в его конструкции практически ничего не появилось нового. А я недавно был в Москве на заводе имени Ленинского комсомола. Готовят новую модель "Москвича" без карданного вала. Автомобиль с передним приводом.

- Понимаю, - подхватил Наиль. - Раз в машине нет карданного вала, то и цех карданных валов не нужен. Будем ставить новое оборудование.

- Грузовиков с передним приводом еще никто не делал, это не привьется.

- Один научно-технический прогресс нам ничего не даст, - объявил Сергей со свойственной ему категоричностью. - Необходим поворот в умах. Научно-технический прогресс начинается с нравственного прогресса.

- Как вот наши деды раньше работали, - снова заговорил Наиль.

Я насторожился: кого он имеет в виду под дедами? Наиль продолжал:

- Как в сорок первом году, когда война началась, ставили заводы на востоке страны? Три месяца - и цех дает продукцию. И продукция-то какая танки!

Раздались громкие голоса:

- Во загнул! Три месяца под открытым небом. Так если фундамента нет, то и станок не заработает.

- А энергию откуда брали? Надо же подключиться к энергетической единой системе. На одном энтузиазме далеко не уедешь.

- Легенды все это, не было этого.

- Как так не было? Работали же...

- А вы что думаете? - спросил Сергей, и все головы повернулись ко мне.

Я смотрел в их молодые ждущие глаза и невольно думал о том, как мы сами утратили многое из того, что имели. Но как им объяснить это? Я вспомнил одну старую историю, которую держал в запасе на такой вот черный день.

- Во-первых, - говорю, - если бы этого не было, то и мы с вами не сидели бы сейчас под этими сводами. А во-вторых, расскажу вам о своем старом знакомом - директоре завода Прохорове. Его сейчас нет в живых, но многие его помнят.

В июле 1941 года Прохоров получил от наркома приказ поставить танковый завод за Уралом. Указали точку на карте и срок - как раз три месяца. А когда Прохоров уходил от наркома, его остановил в приемной секретарь Кробышев.

- Это вам, - и протягивает Прохорову чемодан в сургучных печатях.

- Что это? - спросил Прохоров.

- Тут двести тысяч рублей, это ваш премиальный фонд.

- Где я должен расписаться? - спросил Прохоров.

- Нигде. Это ваш личный премиальный фонд.

Прохоров потом рассказывал, как дрожал над этим чемоданом по дороге на Урал, на ночь под голову подкладывал. Довез благополучно. У него сохранилась записная книжка, куда он заносил все цифры: кому сколько выплатил премии. Эта записная книжка и сейчас цела - хранится у внуков. Словом, через 88 дней завод был пущен.

Реакция на мой рассказ была однозначной.

- Вот это да!

- Такой механизм не мог не сработать. Это же вопрос о правах директора.

- Дайте мне такие же права, и я горы сверну.

- У меня никаких прав. Даже премия от меня не зависит. Как я могу влиять на процесс.

- А ты меняй свое отношение.

- Правильно. Если мы сами не переменимся, то и вокруг себя ничего изменить не сможем. Это этика. Это первооснова.

- Зачем тебе этика? Дайте мне права - и дело с концом.

- Иначе будем проводить технический прогресс на бумаге, этим методом мы владеем, - сказал строгий голос за моей спиной.

Подчеркиваю, разговор о научно-техническом прогрессе происходил на самоновейшем автомобильном заводе по производству грузовиков. КамАЗ недаром называют выставкой лучшего всемирного машиностроения, ибо тут на одном заводе собрано все лучшее, что применяется в мировой машиностроительной практике - за это миллиарды плачены.

Но тут же уместно сделать оговорку: не применяется, а применялось в мировой практике 15 лет назад. Сколько технических новинок появилось в мире за эти годы. Но их еще нет на КамАЗе.

Значит, в цехах завода должна вестись непрерывная модернизация, то же самое относится и к конечной продукции - грузовику, новые модификации которого уже выходят из ворот завода.

- Восемьдесят три процента, повторяю, восемьдесят три, - говорил голос за моей спиной.

- Что такое восемьдесят три процента? Страшно знакомая цифра, спросил я у Сергея, сидевшего рядом.

- Восемьдесят три и семнадцать, - поправил он. - Это две наши самые популярные цифры, их вспоминают во всех докладах, на всех собраниях. Это показатель нашего прогресса. Восемьдесят три процента всех производственных процессов на КамАЗе автоматизировано и механизировано и лишь семнадцать процентов операций совершается с помощью ручного труда. Восемьдесят три процента это очень высокий показатель, самый высокий в стране и, возможно, в мире.