Завод и город - [13]

Случилось большое событие в жизни нашего общества - произошла смена поколений.

Кроме всего прочего КамАЗ стал небывалой школой руководства. Уже давно отсюда начали уезжать строители - ехали в Волгодонск на "Атоммаш", в Москву на строительство объектов для Олимпиады-80, в Ленинград - возводить дамбу в Финском заливе.

Теперь началась вторая волна. КамАЗ отдает не только строителей, но инженеров, партийных работников. Многих руководителей, проработавших здесь по многу лет, забирают на повышение: кого в Казань, кого в Москву.

А вот и конфликт, связанный с этой проблемой. Романист построил бы более завлекательный сюжет с привлечением лирических мотивов. Публицист решает проблему способом лобового показа, не вдаваясь в психологические нюансы.

Дверь одного из кабинетов оказалась по прихоти сюжета приоткрытой. Оттуда послышался начальственный глас.

- Хорошо вам. Пришли сюда на готовенькое и теперь сливки снимаете. А мы тут все на своем горбу таскали.

- Отчего же? - спокойно отвечает молодой оппонент своему старшему товарищу. - Не было еще такого поколения, которое пришло бы на все готовое. Готового у нас никогда не будет. Перед каждым новым поколением стоят свои проблемы - и решать их новым людям.

- На готовенькое, на готовенькое, - бубнил старший.

- Ничего себе: готовенькое. Обеспеченность города магазинами - 55 процентов, гостиницами - 30 процентов, клубами - 32,5 процента, домами пионеров - ноль процентов. Могу продолжить...

- Ну с Домом пионеров вы сами виноваты, не надо было отказываться от проекта.

Голос старожила звучал более миролюбиво, но теперь разошелся молодой.

- В очереди на жилье стоят 66 тысяч человек, это что - не проблема? И какие это недоделки, которые вы нам оставили - строительные или нравственные?

Попутный сквозняк прихлопнул дверь. Сцена, решаемая методом публицистики, не перерастает в конфликт личностей.

А мне запала в голову цифра - 66000 человек стоят в очереди на жилье. Это же очень много. Иду на заседание жилищной комиссии пораньше, чтобы успеть поговорить с Ириной Тимофеевной Козыревой.

- Надо знать структуру очередников, - отвечает на мой вопрос Ирина Тимофеевна. - Тридцать две тысячи из них, то есть почти половина, живут в малосемейках. Это значит, что они имеют жилье, но нуждаются в улучшении своих жилищных условий. Одиннадцать тысяч очередников живут в общежитиях. К сожалению, общежитие пока неизбежный этап для тех, кто приезжает к нам, так сказать, взаимная проверка на интерес. Таким образом, остронуждающихся очередников у нас гораздо меньше. Вот раздадим перед праздником 800 квартир - сразу полегчает. И в первую очередь - удовлетворим всех ветеранов войны, это наша святая задача.

Общая картина несколько проясняется. Отдельные квартиры заселялись двумя семьями - так приходилось делать в первые годы, когда была острая нехватка жилья. Принято решение: расселить малосемейки, давай одной семье новую квартиру, а вторую семью оставляя в той же, но теперь уже отдельной квартире.

Это и есть новые проблемы, которые стоят сейчас перед новыми руководителями городского Совета.

В кабинет вошла худощавая женщина: платье в синий горошек, в руках коричневая папка с розовыми тесемками. С озабоченным видом женщина села к столу, принялась развязывать тесемки.

- Вы товарищ Козырева? Зампред? - начала она. - Имею жалобу на Христофорову Тамару Борисовну. Три года не могу попасть в очередь. Начинаю задумываться: есть ли у нас советская власть? Имею состав семьи - три человека.

- Вы где живете? - спокойно спросила Ирина Тимофеевна.

- Проживаю: Гагарина, пять, в малосемейке на первом этаже, что также является недостатком, - живо говорила женщина, видимо, натренированная в долгих хождениях по инстанциям. - Христофорова меня футболит.

Я досадовал, угораздило меня попасть на кляузу, однако Ирина Козырева умела разбираться в житейских историях.

А тут был быт застоялый, запутанный, с укоренившимися обидами. Кроме Христофоровой является следующий персонаж - "Нинка, соседка по малосемейке, это все подтвердят, - ее работа, потому что Нинка к себе ухажеров водит, а я против такого состояния, она и написала Христофоровой, чтобы меня передвинули, налицо полный результат, списки очередников убраны, а я была шестая, восемь лет ждала, вот у меня собраны все факты: какого числа и кто был..."

Ирина Тимофеевна терпеливо наступает:

- Не будем путать одно с другим. Давайте сначала займемся списком очередников, - сняла телефонную трубку и попросила соединить ее с Христофоровой.

Я думал, дело затянется, но далекая Христофорова отозвалась почти сразу. Тут же проверили место жалобщицы по списку. Все оказалось правильным, никто никого не передвигал.

- Слышали мой разговор с Христофоровой? - спросила Ирина Тимофеевна, и в голосе ее впервые послышалась жесткость. - Давайте ваше заявление, мы разберемся, ответим вам официально.

- Ничего я вам не дам, - обиженно заявила женщина. - Вы с ней сговорились, надо еще проверить наличие советской власти, тогда напишу, и тоже официально.

Аккуратно завязала тесемочки и покинула кабинет.

- Случай почти исключительный, - сказала Ирина Тимофеевна, когда мы остались одни. - У нас давно нет жилищных кляуз. Прежде, правда, были: и жалобы несли, и анонимки слали. Сами понимаете, вопросы, связанные с распределением жилья, обладают повышенной степенью сложности. Слишком многих людей они затрагивают при нашем размахе. Но вот было принято решение: списки очередников на жилье должны видеть все. Так и сделали: на каждом заводе, в каждом цехе, учреждении списки вывешиваются на самом видном месте рядом с доской приказов. Эффект был колоссальный, мы забыли, что такое кляузы и анонимки. Гласность пресекает всякую возможность для злоупотребления, это раз. В то же время гласность гасит обиды, это два.