Зависть - [95]

По общему соглашению было решено, что Фредерик сначала поступит в Политехническую школу, а затем изберет, по своей склонности одну из многочисленных карьер, открывающихся перед ним после этого универсального учебного заведения: военную, морскую, искусства или науки.

Это краткое описание дает представление о тихом и чистом счастье, в котором жили обитатели фермы с того времени, когда здоровье Мари пошло на поправку. Такое счастье представляло нечто новое для всех, так как радостные дни, последовавшие за исцелением Фредерика; были омрачены появлением месье Бастьена, о котором часто забывали, но который маячил неотступно на горизонте, словно грозовая тень.

Теперь же наоборот, так далеко, как могли заглянуть Мари, Фредерик и Давид, они видели перед собою чистое и лазурное небо, свежесть которого иногда ослепляла их.

Итак, прошло три недели со дня смерти месье Бастьена. Было два часа дня. Фредерик с помощью Маргариты и старого Андре, составлял из подснежников, нескольких бенгальских роз, гелиотропов и веток с ярко-красными ягодами букеты для каминных ваз в комнате для занятий.

Посреди комнаты стоял на мольберте портрет Фредерика, нарисованный Давидом с удивительным сходством. Яркий огонь горел в камине, наконец, на столе были видны приготовления к скромной трапезе.

Четверо заговорщиков, готовивших этот маленький праздник, этот сюрприз, одним словом, ходили на цыпочках и разговаривали шепотом, так как не хотели, чтобы Мари заподозрила нечто необычное. В этот день впервые со времени своей болезни мадам Бастьен должна была выйти из своей комнаты и остаться на несколько часов в комнате для занятий. Фредерик и двое старых слуг заботились о том, чтобы придать комнате парадный вид, а Давид без ведома Мари нарисовал портрет Фредерика, который ей предстояло увидеть в первый раз.

Пока совершались последние приготовления, Давид зашел к Мари, сидевшей в своей комнате, чтобы развлечь ее.

Молодая женщина, одетая в траур и сидящая в шезлонге, с безмолвным счастьем глядела на Давида, который, сидя за столом, занимался проверкой письменных работ Фредерика.

Вдруг Давид тихо произнес:

- Это непостижимо…

- О чем вы, месье Давид?

- О необычайном прогрессе Фредерика, мадам. Мы только три недели занимаемся геометрией, а его способности к точным наукам уже развиваются с той же быстротой, что и другие склонности.

- Надо вам сказать, месье Давид, что эти способности Фредерика меня тоже удивляют. Нам казалось, что все, пробуждающее чувства и воображение, должно преобладать в нем.

- Это меня восхищает, мадам. У нашего Фредерика все повинуется нежному импульсу, у него все развивается буквально на глазах и ничего не терпит ущерба. Я вам прочел вчера последние страницы, по-настоящему прекрасные и красноречивые.

- Месье Давид, существует поразительное различие между этим последним отрывком и лучшими произведениями, которые он писал раньше. Все дело в страшной моральной болезни, которая, благодаря вам, закончилась совершенным моральным выздоровлением Фредерика. Единственное, что вызывает мою тревогу, это боязнь переутомить его учебой.

- Тут я спокоен. Я регулирую до конца дня, насколько возможно, его жадность к знаниям, его нетерпение и пылкое стремление к будущему, которое видится ему славным и блестящим… И такое будущее у него будет!

- Ах, господин Давид, какой радостью, каким счастьем мы станем упиваться, если наши ожидания оправдаются?

Невозможно передать, с каким выражением нежности Мари произносила эти слова: «мы», «наши ожидания» - они одни чуть приоткрывали тайные проекты счастья, которые строили для себя Давид и Мари.

Тот ответил:

- Поверьте, Мари, мы увидим в нем величие сердца и ума. В нем есть невероятная энергия, которая еще удваивается этой грозной завистью, сначала так страшившей нас.

- Вчера, месье Давид, Фредерик весело сказал мне: «Мама, теперь, когда я вижу вдали замок Пон-Бриллан, который прежде делал меня столь несчастным, я смотрю на него почти дружелюбно».

- И вы увидите, мадам, что через восемь-десять лет имя Фредерика Бастьена станет более знаменитым, чем имя молодого маркиза.

- Я с гордостью разделяю ваши надежды, месье Давид. Идя с нами по жизни, он в состоянии достигнуть любой цели. - Затем она добавила после минутного молчания: - Знаете, все это, как сон. Я вспоминаю, что едва прошло два месяца со времени вашего приезда сюда… Вы тогда так же сидели за столом, просматривали тетради Фредерика, и сокрушались, как и я, о болезни, окутавшей разум моего мальчика…

- Вы помните мрачное, ледяное молчание, о которое разбивались все мои усилия?

- И ту ночь, когда обезумев от страха, я прибежала к вам и умоляла не бросать нас… Как будто вы могли нас бросить!

- Скажите, мадам, нет ли какого-то мучительного очарования в этих воспоминаниях, когда все вернулось к полнейшему счастью?

- Да, грустного очарования. Но я предпочитаю ему будущие надежды! Сегодня ночью у меня утвердилось несколько проектов…

- Посмотрим, мадам.

- Сначала один, безумный, невозможный…

- Тем лучше. Такие проекты и бывают самыми превосходными.

- Когда наш Фредерик поступит в Политехническую школу, мы должны будем расстаться с ним. Не беспокойтесь, я это мужественно снесу, но при одном условии.