Зависть - [68]
Его слова запечатлелись здесь, в моем сердце, они вернули меня к жизни, к надеждам, ко всем благородным чувствам, которые ты во мне воспитала, мама. Благодарю тебя за все! Ведь это ты нашла моего спасителя, чей добрый гений достоин твоего!
Бывает счастье, не поддающееся описанию. Таким счастливым был конец этого дня для Давида, Мари и ее сына. Фредерик был слишком переполнен признательностью и восхищением своим новым другом и хотел, чтобы эти чувства разделила с ним мать. Слова наставника так запали в его душу, что почти дословно он пересказал матери их беседу.
Очень часто Фредерик был готов признаться Мари, что он обязан Давиду не только духовным спасением, но и спасением жизни, однако его удерживало обещание, данное другу, к тому же он опасался взволновать мать.
Что касается Мари, то, вспоминая все поведение Давида с первого часа выказанной им преданности до сегодняшнего радостного триумфа, она вспомнила лишь его приветливость, простоту, деликатность благородство и настойчивость, увенчавшиеся таким блестящим успехом, достигнутым благодаря доброте сердца и возвышенности ума. Итак, она испытывала к Давиду чувство, которое трудно определить: это была смесь нежной привязанности, восхищения, уважения и горячей признательности, ибо молодая женщина была обязана Давиду не только исцелением Фредерика, но и надеждой на его большое будущее, которое она видела славным, знаменитым, не сомневаясь, что его способности, умело направленные Давидом и подстегнутые пылом благородного честолюбия, в один прекрасный день вознесут Фредерика.
Теперь в сердце Мари Давид стал неразлучен с Фредериком и, не отдавая себе точного отчета в этой надежде, молодая женщина чувствовала, что ее жизнь и жизнь сына неотделима или, скорее, тесно переплелась с жизнью Давида.
Вечер, проведенный в комнате для занятий матерью, сыном и Давидом, был замечательным.
Однако некоторые радости истощают силы, как и горе. Все трое расстались раньше, чем обычно, сказав «до завтра» в чудесной уверенности, что завтрашний день будет счастливым и столь же радостным.
Давид поднялся в свою маленькую каморку.
Он тоже хотел остаться один. Слова, произнесенные Фредериком в порыве признательности, когда он говорил матери о своем наставнике: «Люби его, мама, благословляй», эти слова, на которые Мари ответила, послав ему взгляд, полный невыразимой благодарности, наполнили сердце Давида одновременно радостью и горем.
Он чувствовал, что дрожит, когда встретился несколько раз взглядом с голубыми глазами Мари, залитыми сладостной материнской нежностью. Он трепетал, видя, какими горячими ласками она осыпает сына. Против воли Давид думал о тех сокровищах страсти, которые должна содержать эта чистая и пылкая натура.
- Что было бы, если бы в ее сердце поселилась иная любовь, кроме материнской? - говорил он себе. - Как она была прекрасна сегодня! Какое чарующее выражение! О, я чувствую, что настал для меня час опасности, борьбы и страданий. Вот как окупаются слезы Мари. Я упрекаю себя за то, что посмел поднять глаза на эту молодую мать, столь прекрасную в слезах…
А вот она, такая лучезарная от счастья, которым обязана мне, вот с наивной признательностью ее растроганный взгляд переносится с Фредерика на меня, снова на него и на меня. А ее сын говорит: «Люби его, мама, благословляй» и красноречивее молчания трогательный взгляд этой обворожительной женщины подает мне надежду, что, может быть, в какой-то день.
Давид не осмелился продолжать эту мысль и сказал удрученно:
- Да, настало время смирения и страданий. Признаться в своей любви я не могу. Предоставить Мари догадаться о ней теперь, когда она стольким мне обязана? Она может подумать, что за моей преданностью скрывается расчет. Заставить ее предполагать, что вместо того, чтобы поддаться стихийно интересу, который внушил мне ее сын, столь похожий на оплакиваемого мною брата, я надел личину притворства и под предлогом участия захотел добиться доверия молодой женщины? Потерять в ее глазах единственную заслугу моей преданности и верности, пасть в ее мнении? Никогда, никогда! Между мною и Мари постоянно будет ее сын. А чтобы убежать от этой любви, которая постоянно возрастает, должен ли я покинуть их дом? Нет, я еще не могу. Сего дня, в упоении откровения Фредерик сменил мрачное отчаяние на пылкое воодушевление, но вдруг Фредерик снова упадет в пропасть, куда он скатывался?
Он испытывает подъем узника, вдруг вырвавшегося на свет и свободу, но лечение должно продолжаться. Не умерится ли теперь порыв его молодого воображения? И, может быть, завтра, когда первая экзальтация пройдет и он лучше станет понимать, какие героические силы он должен черпать в зависти, Фредерик вспомнит, без сомнения, с большой горечью, свою мрачную попытку убить Рауля де Пон-Бриллана. Благородное и обильное искупление - единственное, что может изгладить угрызения, которые отчасти толкали юношу на самоубийство. Нет, я еще не могу покинуть этого ребенка, я слишком много сердца вложил в это дело. Мне надо остаться, остаться. И каждый день находиться в тесном контакте с Мари, видеться с ней наедине. Она пришла ко мне одна, поздно вечером, в милом домашнем одеянии, память о котором сжигает и опьяняет меня и преследует даже во сне, когда я хочу забыться и отдохнуть.
Переиздание остросюжетного романа широко известного писателя Эжена Сю о нравах французского общества XIX века.
Роман известного французского писателя Эжена Сю «Парижские тайны» завоюет внимание читателей увлекательным сюжетом. Персонажи книги – люди парижских трущоб и выходцы из высшего общества. Сложные взаимоотношения героев, эгоизм и благородство являются лейтмотивом произведения, ставшего значительным явлением в литературе XIX века. «После короткого молчания вдова казненного сказала дочери: – Пойди и принеси дров; ночью мы приведем в порядок дровяной сарай… когда вернутся Николя и Марсиаль. – Марсиаль? Стало быть, вы и ему хотите рассказать, что… – Принеси дров, – повторила вдова, резко обрывая дочь. Тыква, привыкшая подчиняться этой железной воле, зажгла фонарь и вышла…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пасторальные, полные юмора сцены жизни в Голландии, которые сменяются захватывающими, удивительными по своей экзотике эпизодами злоключений юных влюбленных в дебрях колониальной Гвианы, — найдет читатель в романе Эжена Сю.Книга рассчитана на массового читателя.
Мари Жозеф Эжен Сю (1804–1857) — французский писатель. Родился в семье известного хирурга, служившего при дворе Наполеона. В 1825–1827 гг. Сю в качестве военного врача участвовал в морских экспедициях французского флота, в том числе и в кровопролитном Наваринском сражении. Отец оставил ему миллионное состояние, что позволило Сю вести образ жизни парижского денди, отдавшись исключительно литературе. Как литератор Сю начинает в 1832 г. с авантюрных морских романов, в дальнейшем переходит к романам историческим; за которыми последовали бытовые (иногда именуемые «салонными»)
В популярном романе известного французского писателя Эжена Сю (1804–1857) даны картины жизни богачей и бедняков — высшего света и «дна» Парижа. Многоплановое повествование, авантюрный увлекательный сюжет романа вызывают неизменный интерес многих…Маркиз де Сомбрей случайно покалечил рабочего, переходившего улицу перед его каретой. Маркиз благороден и отдает на лечение бедняги кошелек с золотом. Но раненый умирает, а его дочь прелестна, и сразу же появляются желающие воспользоваться ее красотой. Маркиз не может допустить, чтобы его друг использовал девушку как проститутку.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.