Зависть - [67]
Фредерик обводил глазами комнату, по-видимому, растроганно созерцая предметы, находившиеся в ней.
- Мама, - сказал он, прерывая молчание, - ты примешь меня за безумного, но мне кажется, что я так давно не входил сюда, в нашу комнату для занятий. В последний раз я был здесь накануне нашей экскурсии в замок Пон-Бриллан. Наши книги, рисунки, пианино - это друзья, которых я нашел вновь после долгой разлуки.
- Я тебя понимаю, Фредерик, - улыбнулась мать, - Мы были как спящие из сказки «Красавица спящего леса», и наш сон длился пять месяцев! Дурные сны тревожны, но мы проснулись такими же счастливыми, как тогда, когда мы заснули, не правда ли?
- Более счастливыми, мама, - подтвердил Фредерик, взяв за руку Давида, - так как проснувшись, мы нашли настоящего друга.
- Ты прав, сынок, - согласилась Мари, бросая на Давида восхищенный взгляд. Затем, видя, что Фредерик открывает застекленную дверь, выходящую на лес, она добавила:
- Что ты делаешь? Дождь перестал, но погода еще сырая и пасмурная.
- Сырая! Пасмурная! - воскликнул Фредерик, выходя из дома и с нежностью смотря на лес. - О, мама, как можешь ты говорить, что погода пасмурная? Конечно, ты опять сочтешь меня безумцем, но наш старый лес мне кажется светлым и смеющимся, как в самый солнечный весенний день!
Юноша словно родился заново. Черты его лица выражали такое искреннее, восторженное счастье, что мать могла только любоваться им в молчании.
Снова она видела его таким же красивым, живым и радостным, как прежде, хотя он был бледным и похудевшим. Эта его бледность каждое мгновение заставляла сжиматься ее сердце от нежного волнения.
Давид, для которого каждое слово Фредерика имело смысл, тихо радовался этой сцене.
Вдруг молодой человек остановился на минуту перед группой елей, росших на поляне. После короткого размышления он повернулся к мадам Бастьен и сказал уже не весело, а с оттенком ласковой меланхолии:
- Мама, я хочу в двух словах рассказать тебе о моем излечении. - Да, - добавил он, обращаясь к Давиду, - вы увидите, что я извлек пользу из ваших уроков, мой друг.
Тут в первый раз Мари заметила, что ее сын называет Давида своим другом, удовольствие, которое она испытывала, так явственно отразилось на ее лице, что Фредерик сказал ей:
- Мама, это г-н Давид попросил меня, чтобы я называл его своим другом. Правда, теперь мне трудно долго говорить ему «господин Давид». Слушай, мама, ты видишь те темные ели?
- Да, конечно.
- Ничего не кажется бесполезнее, мрачнее ели с этими острыми иголками, не так ли?
- Да, сынок.
- Но когда Андре, наш садовник, наш шеф насаждений, - сказал с усмешкой Фредерик, - привьет к этому дикому дереву побег хорошей груши, мрачная ель скоро превратится в дерево, покрытое цветами, а потом вкусными плодами, У этого гибрида будут одни и те же корни, наливающиеся живительной силой из одного клочка земли. Но теперь эта сила будет приносить пользу. Ты понимаешь, мама?
- Да, милый. Суть в том, что, как ты говоришь, живительные силы земли найдут хорошее применение, вместо того, чтобы оставаться бесплодными или плохо использованными.
- Да, мадам, - подтвердил Давид, обмениваясь с Фредериком лукавой улыбкой, - и чтобы продолжить сравнения этого милого юноши, я добавлю, что это относится и к страстям, рассматриваемым как самые опасные и живучие потому, что они проникают глубоко в сердце человека.
Бог вложил их туда и не надо вырывать их оттуда, сделайте только полезную прививку острым колючкам, как говорит Фредерик, заставьте их зацвести и принести огромную пользу, заложенную в них.
- Это мне напоминает, г-н Давид, разговор относительно чувства ненависти. Вы как-то доказывали мне, что бывает ненависть благородная, великодушная, даже героическая, - сказала мадам Бастьен.
- Ну да, мама, - согласился с ней сын. - Зависть тоже может быть, как и ненависть, героической и возвышенной.
- Зависть! - воскликнула Мари Бастьен.
- Да, зависть, ибо болезнь, убивавшая меня, была завистью.
- Ты стал завидовать, ты?!
- После нашего визита в замок Пон-Бриллан, при виде тех чудес.
- Ах, - воскликнула Мари, внезапно озаренная этим открытием и вздрагивая, если можно так выразиться, от прошлого ужаса, - теперь я понимаю все, несчастный мальчик!
- Напротив, счастливый, мама. Если вначале из-за недостатка обработки эта зависть была черной и угрюмой, как ель, о которой мы сейчас говорили, то теперь наш друг, - Фредерик с улыбкой повернулся к Давиду, - наш друг привил ей тягу к доблестному соревнованию, благородному честолюбию… И ты увидишь ее плоды, мама, увидишь, как мужеством, стойкостью, добротой я прославлю твое имя и свое. Это скромное имя которое мне причиняло страдания. Слава! Известность! О, какое прекрасное будущее, мама! Ты должна будешь с гордостью говорить: «Это мой сын, мой сын!»
- Дитя мое, милое дитя! - воскликнула Мари с обожанием, теперь я поняла и причину твоей болезни, и как ты исцелился.
Затем, обратившись к наставнику, она смогла только проговорить:
- Господин Давид, о, господин Давид!
Радостные рыдания лишили ее возможности продолжать.
- Да, поблагодари его, мама, - вступил в разговор Фредерик, воодушевленный и взволнованный, - люби его, благословляй, так как ты не знаешь, с какой добротой, деликатностью, самоотверженностью и умом он добивался исцеления твоего сына.
Переиздание остросюжетного романа широко известного писателя Эжена Сю о нравах французского общества XIX века.
Роман известного французского писателя Эжена Сю «Парижские тайны» завоюет внимание читателей увлекательным сюжетом. Персонажи книги – люди парижских трущоб и выходцы из высшего общества. Сложные взаимоотношения героев, эгоизм и благородство являются лейтмотивом произведения, ставшего значительным явлением в литературе XIX века. «После короткого молчания вдова казненного сказала дочери: – Пойди и принеси дров; ночью мы приведем в порядок дровяной сарай… когда вернутся Николя и Марсиаль. – Марсиаль? Стало быть, вы и ему хотите рассказать, что… – Принеси дров, – повторила вдова, резко обрывая дочь. Тыква, привыкшая подчиняться этой железной воле, зажгла фонарь и вышла…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пасторальные, полные юмора сцены жизни в Голландии, которые сменяются захватывающими, удивительными по своей экзотике эпизодами злоключений юных влюбленных в дебрях колониальной Гвианы, — найдет читатель в романе Эжена Сю.Книга рассчитана на массового читателя.
Мари Жозеф Эжен Сю (1804–1857) — французский писатель. Родился в семье известного хирурга, служившего при дворе Наполеона. В 1825–1827 гг. Сю в качестве военного врача участвовал в морских экспедициях французского флота, в том числе и в кровопролитном Наваринском сражении. Отец оставил ему миллионное состояние, что позволило Сю вести образ жизни парижского денди, отдавшись исключительно литературе. Как литератор Сю начинает в 1832 г. с авантюрных морских романов, в дальнейшем переходит к романам историческим; за которыми последовали бытовые (иногда именуемые «салонными»)
В популярном романе известного французского писателя Эжена Сю (1804–1857) даны картины жизни богачей и бедняков — высшего света и «дна» Парижа. Многоплановое повествование, авантюрный увлекательный сюжет романа вызывают неизменный интерес многих…Маркиз де Сомбрей случайно покалечил рабочего, переходившего улицу перед его каретой. Маркиз благороден и отдает на лечение бедняги кошелек с золотом. Но раненый умирает, а его дочь прелестна, и сразу же появляются желающие воспользоваться ее красотой. Маркиз не может допустить, чтобы его друг использовал девушку как проститутку.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.