Зависть - [62]
В одну минуту Давид сделал соответствующие выводы и начал действовать сообразно своим рассуждениям.
«Фредерик мог ускользнуть от меня только по крутому спуску холма. Он не бросился в пропасть - я бы услышал шум падения его тела. Значит, он спустился в каком-то подходящем месте, хорошо знакомом ему. Земля сырая, и я должен отыскать его следы и спуск, которым он воспользовался. Там, где прошел он, пройду и я - он опередил меня только на пять минут».
Давид странствовал с племенем северо-американских индейцев и не раз удалялся на значительное расстояние в леса Нового Света. Индейцы, с которыми он сдружился, нашли в нем хорошего товарища, благодаря его уму и наблюдательности.
Вернувшись на то место, где он заметил исчезновение Фредерика, Давид на протяжении пяти-шести метров видел лишь отпечатки собственных следов, но пройдя дальше, он скоро увидел и следы Фредерика. Там юноша резко свернул с тропинки и направился к пропасти. На краю обрыва его следы обрывались.
Давид посмотрел вниз.
Приблизительно в пятнадцати футах от края раскинул развесистые ветви огромный вяз. Между его кроной и тем местом, где он находился, Давид заметил большой куст, до которого можно было добраться, скользя по широкой рытвине, образовавшейся в глинистой почве. Там он увидел свежие следы.
- Фредерик воспользовался этим кустом, - сообразил Давид, пускаясь в тот же путь как с ловкостью, так и со смелостью, - а потом, повиснув на руках, он смог дотянуться до основания одной из ветвей на вершине вяза, и оттуда перебираясь с ветки на ветку, достиг подножия дерева.
Как мы уже сказали, мысли Давида сопровождались действием: в несколько мгновений он достиг вершины дерева. Кое-какие сломанные веточки и свежие царапины на стволе указывали, где пробирался Фредерик.
Когда Давид проворно спустился к подножию дерева, густой слой опавших листьев, устилавший землю, сделал более трудным розыски Фредерика. Но слегка примятая листва там, где на нее ступила нога юноши, поломанные или вырванные кусты были замечены внимательных взглядом Давида. Они служили указателем на открытых местах. Когда Давид вышел на широкую поляну, его поразил глухой, не очень отдаленный шум, на который он не обратил вначале внимания из-за треска сучьев и шелеста листьев.
Этот шум производила текущая вода. Опытный слух Анри не позволял усомниться в этом.
Страшная мысль пришла ему в голову, но его активность и решительность, на мгновение заторможенные ужасом, получили новый мощный импульс: на влажной земле отчетливо виднелись следы Фредерика. Давид стремглав бросился вперед, так как по расположению отпечатков, оставленных юношей, он видел, что молодой человек уже бежал.
Но скоро почва сменилась сухой и твердой, потому что стала выше и последовала за глинистым, размытым грунтом. Следы юноши исчезли.
Давид очутился на перекрестке тропинок. Отсюда еще громче доносился рокот Луары, воды которой значительно поднялись за время дождей.
Бежать прямо к реке, ориентируясь на шум - таково было решение Давида, поскольку теперь не видны были следы Фредерика. С усиливающейся тревогой Давид вспомнил ночное прощание сына с матерью.
Опасность крылась в реке, и Давид мчался к ней, прислушиваясь к шуму воды.
Скоро он пересек кустарник, луг и подбежал к речной дамбе и в несколько прыжков вскарабкался на нее.
Чуть ниже под собой он увидел широкий поток желтоватой воды - быстрый, пенящийся, разбивающийся о песчаный берег.
Вдали, насколько мог рассмотреть Давид, задыхающийся от быстрого бега, не было видно никого.
Никого… Другой берег реки тонул в тумане. Никого… А серое и унылое небо разразилось моросящим дождем. Никого… А поток тинистой воды, грохочущий, как гром, мчась на запад, извивался крупным зигзагом, выше которого громоздился лес Пон-Бриллан, увенчанный великолепным замком.
Сокрушенный вынужденным бездействием, Давид почувствовал, как в его сильную и мужественную душу вонзились шипы отчаяния.
Напрасно он боролся с этим чувством, убеждая себя, что вряд ли Фредерик решился на страшную крайность. Он уже хотел приписать странное исчезновение юноши простой шалости, свойственной юности.
Увы! Давид недолго сохранял эту иллюзию. Порыв ветра, яростно дувшего вдоль течения реки вынес к ногам Давида картуз из голубого драпа с кантиком по краям, который носил Фредерик.
- Несчастный! - закричал Давид с глазами, полными слез, - а его мать, его мать! Как это ужасно!
Вдруг ему послышался сквозь рокот воды донесенный ветром отчаянный крик.
Определив направление ветра, принесшего этот звук, Давид бросился в ту сторону.
Внезапно он остановился.
Слова, выкрикнутые душераздирающим голосом, донеслись до него:
- Мама! Мама!
В то же время Давид увидел в ста шагах перед собой, посреди быстрого течения лицо Фредерика, бледное и испуганное. Его волосы слиплись на висках, глаза расширились от ужаса. Руки в последнем усилии конвульсивно били по поверхности воды.
И вдруг все скрылось. Только пузыри, расходящиеся по воде, указывали место, где скрылся Фредерик.
Луч надежды промелькнул в душе Давида. Чувствуя величину опасности, Давид начал раздеваться быстро и хладнокровно.
Переиздание остросюжетного романа широко известного писателя Эжена Сю о нравах французского общества XIX века.
Роман известного французского писателя Эжена Сю «Парижские тайны» завоюет внимание читателей увлекательным сюжетом. Персонажи книги – люди парижских трущоб и выходцы из высшего общества. Сложные взаимоотношения героев, эгоизм и благородство являются лейтмотивом произведения, ставшего значительным явлением в литературе XIX века. «После короткого молчания вдова казненного сказала дочери: – Пойди и принеси дров; ночью мы приведем в порядок дровяной сарай… когда вернутся Николя и Марсиаль. – Марсиаль? Стало быть, вы и ему хотите рассказать, что… – Принеси дров, – повторила вдова, резко обрывая дочь. Тыква, привыкшая подчиняться этой железной воле, зажгла фонарь и вышла…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пасторальные, полные юмора сцены жизни в Голландии, которые сменяются захватывающими, удивительными по своей экзотике эпизодами злоключений юных влюбленных в дебрях колониальной Гвианы, — найдет читатель в романе Эжена Сю.Книга рассчитана на массового читателя.
Мари Жозеф Эжен Сю (1804–1857) — французский писатель. Родился в семье известного хирурга, служившего при дворе Наполеона. В 1825–1827 гг. Сю в качестве военного врача участвовал в морских экспедициях французского флота, в том числе и в кровопролитном Наваринском сражении. Отец оставил ему миллионное состояние, что позволило Сю вести образ жизни парижского денди, отдавшись исключительно литературе. Как литератор Сю начинает в 1832 г. с авантюрных морских романов, в дальнейшем переходит к романам историческим; за которыми последовали бытовые (иногда именуемые «салонными»)
В популярном романе известного французского писателя Эжена Сю (1804–1857) даны картины жизни богачей и бедняков — высшего света и «дна» Парижа. Многоплановое повествование, авантюрный увлекательный сюжет романа вызывают неизменный интерес многих…Маркиз де Сомбрей случайно покалечил рабочего, переходившего улицу перед его каретой. Маркиз благороден и отдает на лечение бедняги кошелек с золотом. Но раненый умирает, а его дочь прелестна, и сразу же появляются желающие воспользоваться ее красотой. Маркиз не может допустить, чтобы его друг использовал девушку как проститутку.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.