Зависть - [54]

- До завтра же, г-н Давид.

- До завтра, мадам.

Через несколько минут задумчивый Давид затворил за собой дверь предназначенный ему комнаты, которая находилась над комнатой Мари.

Глава XXI

С тех пор, как угрызения совести из-за преступления, которое он хотел совершить, проникли в душу Фредерика с голосом матери, они неотступно терзали его. Хотя он достаточно сознавал весь ужас попытки убийства, однако он не излечился от своей зависти. Эти чувства, не могущие излиться в действии, лишенные надежды на месть, должны были сделаться еще более острыми, едкими, скапливаясь в глубине сердца, которое они медленно разъедали.

Итак, после ночи, которая последовала за прибытием Давида на ферму, ночи, проведенной в отчаянных и безнадежных размышлениях, Фредерик подвергся новой неожиданной трансформации, которая повергла в смущение мудрость его матери и проницательность г-на Давида.

Оба были поражены переменой, так явственно выражавшейся на лице юноши: оно больше не было ни сардоническим, ни высокомерным, ни диким. Теперь оно стало удрученным и сконфуженным. Его взгляд больше не выражал дикой ярости. Юноша, угрюмый и подавленный, казалось, хотел скрыться от всех.

Мадам Бастьен и Давид ждали нового взрыва озлобленности во время встреч Фредерика с воспитателем, но ничего не происходило.

Юноша казался смущенным и покорным. Но все сердечные порывы, все дружелюбие Давида терпели поражение перед немой сосредоточенностью Фредерика.

Давид расспрашивал его о занятиях. Он отвечал то четко, то путано и с некоторой тревогой. Но ко всем вопросам, выходившим за пределы уроков, он оставался безучастным.

Мари предложила прогуляться с Давидом. Фредерик согласился.

Пока длилась эта экскурсия, новый наставник, знания которого были очень обширны и многообразны, пытался привлечь внимание юноши своими замечаниями, полными интереса и наблюдательности к природе. Так, кремень или обломок скалы служил отправной точкой для рассуждений о различных эпохах развития Земли и о последовательном изменении ее обитателей. То восхитительная регулярность работы насекомых, их инстинкты и поведение становились темой занимательных бесед. То, наконец, в связи с какими-нибудь древними развалинами, находившимися в окрестностях фермы, Давид рассказывал Фредерику о деяниях воинов и авантюристов средних веков или цитировал легенды, полные наивной прелести.

Юноша учтиво слушал, односложно отвечал, но сохранял свою ледяную маску.

Вернувшись с прогулки, Фредерик взял книгу, читал до обеда и после еды попросил у матери позволения пойти к себе.

Оставшись вдвоем, Давид и Мари обменялись взглядами, полными глубокой тоски. Они сознавали неудачу этого дня.

- Ничто не дрогнуло в нем, - размышлял Давид, - ничто. Мне не удалось сразу расположить его к себе, так что придется мало-помалу увлекать его в сферу идей, которые я хочу ему открыть.

- А сначала вы пытались расшевелить его вашими чудесными рассказами…

- Не находите ли вы, мадам, что со вчерашнего дня в нем произошла какая-то революция, которая заставила вдруг исчезнуть всю неуравновешенность его характера?

- Я заметила это, как и вы, господин Давид.

- И я почти жалею об этой перемене, - задумчиво отметил Давид. - Так как решительность, дерзость, несмотря на неуравновешенность, по крайней мере, побеждают к борьбе с ними, но что можно поделать перед лицом ледяной учтивости? Но все равно надо отыскать средство воздействия.

- А что вы думаете об этой внезапной перемене, господин Давид?

- То ли это спокойствие, которым сменяется ураган, то ли обманчивая тишина, за которой последует новая буря? Мы узнаем это позже. Возможно, даже мой приезд вызвал новые переживания у Фредерика.

- Как?

- Может быть, он чувствует, что наш двойной надзор делает невозможной новую попытку мести… Может быть, он опасается, что моя проницательность в соединении с вашей, мадам, откроет его секрет. Тогда он будет усиленно стараться сохранить его. А мы с вами, мадам, должны удвоить наше внимание.

- Ну, а тетради, которые вы унесли вчера вечером.

- После того, как я долго размышлял над обрывками фраз, известных вам, я полагаю, что нашел пока слабое и сомнительное указание,

- И это указание? - оживилась Мари, быстро взглянув на него.

- Позвольте мне пока не говорить вам ничего до того, как я продвинусь дальше по этому пути, еще очень неясному, который открыли мне тетради. Если предчувствие не обмануло меня и приведет к обнаружению каких-нибудь важных фактов, я поведаю вам свои мысли. Если они будут верны, их очевидность вас поразит, и подкрепленные своей убежденностью, мы обретем тогда большую уверенность. Ах, мадам, - добавил Давид с грустной улыбкой, - я тысячу раз прошу у вас извинения за это умолчание, но в столь трудной и деликатной задаче, как наша, все может погубить или спасти какая-нибудь мелочь. Еще раз прошу извинения.

- И вы еще извиняетесь, г-н Давид, когда ваша сдержанность лишь служит доказательством вашей великодушной заинтересованности в отношении самого дорогого для меня и - увы! - единственного, кем я дорожу на этой земле.

Вечером того же дня, когда между мадам Бастьен и Давидом состоялась эта беседа, Маргарита, прислуживавшая молодой женщине, собиравшейся лечь спать, сказала ей: