Зависть - [15]
Но увы! Каким долгим и мучительным казалось ей это ожидание. Какая перемена, какой контраст… Недавняя жизнь, которую они с сыном так любили, - занятия, сменявшиеся весельем, беседы, полные нежности, доверия и счастья - все стало мрачным, молчаливым, бессодержательным.
Однажды днем, в начале октября, когда пасмурное небо объявило о последних днях осени, мадам Бастьен и ее сын находились в комнате для занятий, не радостные и оживленные, как раньше, а молчаливые и грустные.
Фредерик, бледный, удрученный, облокотился на рабочий стол, подпирая голову левой рукой, а правой медленно писал в раскрытой тетради.
Мадам Бастьен, сидевшая недалеко от него, была занята вышиванием, но время от времени она выпускала иглу, готовая снова взяться за работу при малейшем движении юноши, на которого она посматривала тайком.
С трудом сдерживаемая слеза сверкала в глазах матери, пораженной горестным выражением лица своего сына. Она вспомнила, как недавно за этим же столом часы занятий были для нее с Фредериком праздником, удовольствием. Она сравнивала рвение, влечение, которое он тогда проявлял к урокам, с тягостной медлительностью и вялостью, замеченными ею в этот момент. Она увидела, что перо выпало из рук юноши, а его лицо выражало скуку и утомление.
Едва сдерживая горестный вздох, юноша закрыл лицо руками и оставался погруженным в размышления в течение нескольких минут.
Мать ни на миг не теряла его из виду, но каково же было ее удивление, когда сын вдруг поднял голову и с глазами, вспыхнувшими мрачным светом, с лицом, немного порозовевшим, с губами, чуть покривившимися от ироничной усмешки, снова взял перо и с лихорадочной поспешностью стал писать в тетради!
Он словно преобразился. Недавно еще подавленный и вялый, теперь он оживился, мысль и жизнь, казалось, били в нем через край; можно сказать, что мысли вытекали из-под его пера с невообразимой быстротой. Резкие движения, постукивание ногой указывали на его яростное нетерпение.
Здесь необходимо небольшое пояснение.
Как-то Фредерик признался матери в своем отвращении и неспособности регулярно работать. Только иногда, уступая ее желанию и надеясь развеять себя немного он пытался написать какой-нибудь рассказ на заданный сюжет. Но напрасно он напрягал свое воображение, недавно столь блестящее и плодотворное. Напрасно давал направление своей мысли, скорое развитие которой мать часто замечала с гордостью.
- Я не знаю, что со мной, - бормотал тогда он угрюмо и подавленно, - мне кажется, что сознание мое окутывает какая-то пелена. Простите, матушка, это не по моей вине.
И мадам Бастьен находила тысячу доводов, чтобы извинить Фредерика и оказать ему поддержку.
В тот день, о котором мы говорим, молодая мать ожидала, что Фредерик очень скоро откажется от своей работы. Каково же было ее удивление, когда она в первый раз за долгое время увидела его пишущим с увлечением и оживлением!
В этом внезапном возвращении к прежним привычкам мадам Бастьен предположила, что видит первый симптом прекращения перелома, которому вдруг подвергся ее сын. Без сомнения, с его сознания начала спадать затемнявшая его вуаль.
Мадам Бастьен не терпелось узнать, что она не ошиблась. Она встала и на цыпочках, без шума, пользуясь увлеченностью своего сына, приблизилась к нему тайком. Тогда, вся трепеща от надежды, она положила обе руки на плечи Фредерика и, поцеловав его в лоб, наклонилась, чтобы прочесть, что он написал.
Юноша вздрогнул от изумления, быстро закрыл свою тетрадь, и, повернувшись к матери с нетерпеливым, почти раздраженным лицом, воскликнул:
- Это нескромно, мама.
Затем, схватив тетрадь, он вырвал исписанные листы, скомкал их и бросил в камин, где их охватило пламя.
Мадам Бастьен, пораженная, с минуту оставалась неподвижной и онемевшей. Затем, сравнив резкость Фредерика с сердечной непринужденностью, некогда царившей между ними во время занятий, она залилась слезами.
Впервые в жизни сын ранил ее сердце.
При виде плачущей матери Фредерик растерялся, бросился ей на шею, осыпая поцелуями и слезами, и забормотал прерывающимся голосом:
- О, прости меня, мама, прости…
При этих словах, вырвавшихся из глубины души, при этом крике болезненного раскаяния мадам Бастьен стала упрекать себя за произведенное горестное впечатление. ругать за слезы: разве не должна она была принять в расчет состояние сына, который за свою резкость так горько раскаивается?
Итак, молодая женщина тоже поцеловала Фредерика и попросила прошения.
- Бедный мальчик, - обратилась она к нему, - ты страдаешь, переживания сделали тебя нервным, раздражительным. Я глупа, что так огорчилась на невольное нетерпение, кроме которого ты ничего не испытывал?
- Нет, мама, клянусь тебе…
- Я себе верю. Могу ли я в тебе сомневаться, мой Фредерик?
- Я разорвал эти страницы, мама, - пояснил он с некоторым замешательством, так как лгал, - я сделал это потому, что… потому, что был недоволен. Это самое скверное из всего, что я пытался написать с тех пор, как почувствовал это недомогание, эту беспричинную тоску…
- А я, дитя мое, видя тебя в первый раз за долгое время работающим с оживлением, была так довольна, что захотела прочитать поскорее, что ты написал. Но не будем больше говорить об этом, Фредерик, хотя полагаю, что ты был слишком строг к себе.
Переиздание остросюжетного романа широко известного писателя Эжена Сю о нравах французского общества XIX века.
Роман известного французского писателя Эжена Сю «Парижские тайны» завоюет внимание читателей увлекательным сюжетом. Персонажи книги – люди парижских трущоб и выходцы из высшего общества. Сложные взаимоотношения героев, эгоизм и благородство являются лейтмотивом произведения, ставшего значительным явлением в литературе XIX века. «После короткого молчания вдова казненного сказала дочери: – Пойди и принеси дров; ночью мы приведем в порядок дровяной сарай… когда вернутся Николя и Марсиаль. – Марсиаль? Стало быть, вы и ему хотите рассказать, что… – Принеси дров, – повторила вдова, резко обрывая дочь. Тыква, привыкшая подчиняться этой железной воле, зажгла фонарь и вышла…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пасторальные, полные юмора сцены жизни в Голландии, которые сменяются захватывающими, удивительными по своей экзотике эпизодами злоключений юных влюбленных в дебрях колониальной Гвианы, — найдет читатель в романе Эжена Сю.Книга рассчитана на массового читателя.
Мари Жозеф Эжен Сю (1804–1857) — французский писатель. Родился в семье известного хирурга, служившего при дворе Наполеона. В 1825–1827 гг. Сю в качестве военного врача участвовал в морских экспедициях французского флота, в том числе и в кровопролитном Наваринском сражении. Отец оставил ему миллионное состояние, что позволило Сю вести образ жизни парижского денди, отдавшись исключительно литературе. Как литератор Сю начинает в 1832 г. с авантюрных морских романов, в дальнейшем переходит к романам историческим; за которыми последовали бытовые (иногда именуемые «салонными»)
В популярном романе известного французского писателя Эжена Сю (1804–1857) даны картины жизни богачей и бедняков — высшего света и «дна» Парижа. Многоплановое повествование, авантюрный увлекательный сюжет романа вызывают неизменный интерес многих…Маркиз де Сомбрей случайно покалечил рабочего, переходившего улицу перед его каретой. Маркиз благороден и отдает на лечение бедняги кошелек с золотом. Но раненый умирает, а его дочь прелестна, и сразу же появляются желающие воспользоваться ее красотой. Маркиз не может допустить, чтобы его друг использовал девушку как проститутку.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.