Зависимость - [8]
На следующий же день я отправляюсь в газету с тремя стихотворениями. Меня отводят к редактору, старому мужчине с большой седой бородой. Читая стихи, он похлопывает меня по заду, рассеянно и машинально. Они хороши, отвечает он, пойдите в кассу — вам полагаются тридцать крон. После этого я продаю стихи в журнал «Политикен» и «Йеммет», пишу колонку о «Клубе молодых художников» для «Экстрабладет». Это позволяет мне остаться в пансионе. От Эстер я узнаю, что Вигго Ф. тоскует по мне и ей приходится сидеть и разговаривать с ним по несколько часов, пока тот не отправится спать. Я прошу ее выяснить, не хочет ли он со мной повидаться, но он не хочет. Он и слышать обо мне не желает. Я скучаю по нему больше, чем по Питу Хейну, и, не считая случайных визитов друзей из клуба, совсем ни с кем не вижусь.
Однажды вечером приходит Надя, одетая как обычно, — словно в последнюю минуту спаслась из горящего дома. Тебе нужно общение, говорит она, ты кажешься такой ужасно одинокой в этом мире. Я знаю нескольких молодых людей из района Сюдхавнен, они очень хотят с тобой познакомиться. Все выпускники гимназии Хёнг[5]. В субботу у них бал-маскарад, пойдешь со мной? Самый очаровательный там — сын директора. Его зовут Эббе, просто копия Лесли Говарда. Ему двадцать пять лет, и в свободное от выпивки время он изучает национальную экономику. Когда-то я была влюблена в него до одержимости, но он об этом так и не узнал. Его привлекают поэтические натуры, девушки со светлыми длинными волосами вроде тебя. Послушай, отвечаю я оживленно, ты настоящая сводня. Обещаю прийти в субботу, потому что мне и в самом деле надо познакомиться с обычными молодыми людьми, не художниками. Радостная, я стелю себе на диване и ложусь, смутно тоскуя хоть по чьим-то объятиям. Прежде чем заснуть, я думаю об этом Эббе. Как же он выглядит? Нравятся ли ему на самом деле такие девушки, как я? Трамвай катится, скрежеща в ночи, словно проезжает через мою комнату. В нем едут развлечься люди, самые обычные люди, которым приходится умещать знаменательные события в промежуток между вечером и утром — чуть свет им придется отправиться на работу. За исключением моих стихов, я тоже самая обычная и мечтаю о самом обычном молодом человеке, которого привлекают девушки со светлыми длинными волосами.
5
По пути в Сюдхавнен Надя рассказывает мне немного о «Фонарном кружке», но почему он так называется — непонятно. В него входят бывшие студенты гимназии Хёнг, приехавшие в Копенгаген учиться в университете, но здесь они ничем не занимаются — только устраивают гулянки, напиваются и маются похмельем. Мы мчимся на велосипедах навстречу ветру. Идет дождь, холодно. Я в костюме маленькой девочки: короткое платье, бант в волосах, гольфы и туфли без каблука. На платье натянула шерстяной свитер, сверху плащ, точь-в-точь как у Нади, вокруг шеи — красный платок, его концы развеваются сзади. Сейчас это модно. Надя — индианка из племени апачей. Ее длинные черные шелковые брюки плещут на ветру, сильно хлопая о защиту велосипедной цепи. Она говорит, что в этом кружке нравы очень свободные. Они сидят без копейки, лишь получают небольшую помощь из дома. Гулянка будет дома у Оле и Лизе — семейной пары с младенцем. Оле учится на архитектора, Лизе работает в конторе, пока ее мать, вдова, живущая по соседству, присматривает за ребенком. Они питаются грибами со свалки, что недалеко от их дома, добавляет Надя. Она поясняет, что каждый должен что-нибудь принести к ужину, но девушки от этой повинности избавлены. Новых юношей не принимают, но девушкам всегда рады. К нашему приходу все сидят за столом в большой и светлой гостиной, обставленной изящной старой мебелью. Гости едят смёрребрёд, по большей части с рамоной — морковным паштетом ядовитого цвета. Пьют бормотуху — единственное, что удалось достать. Все уже навеселе: разговаривают громко и одновременно. Я здороваюсь с Лизе, красивой стройной девушкой с лицом Мадонны. Она приветствует меня, и тут же участники сборища запевают песню собственного сочинения с непонятными намеками. Оле поднимается с речью. У него плоское лицо, темное и огромное, и от носа до рта его разрезают две глубокие морщины, словно он намного старше, чем есть. Он то и дело подтягивает штаны, как будто те слишком велики, — одет он совсем иначе, чем все остальные. Он заявляет, что с гордостью принимает в своих стенах поэтессу и сожалеет, что Эббе с температурой тридцать девять лежит дома у матери — простыл в самый последний момент. После этого стол отодвигают в сторону, Надя и Лизе уносят тарелки. Заводят граммофон, и начинаются танцы. Я кружу с Оле, который склоняется надо мной, поддергивает штаны, неловко улыбается и предлагает сходить за Эббе. Он живет на другой стороне двора, говорит Оле, он с таким нетерпением ждал встречи с тобой. Ничего страшного в высокой температуре нет, добавляет он. Вместе с другим парнем он идет за Эббе, и оба скрываются в ночи. Вокруг совершенно непринужденная атмосфера, все немного пьяны. Лизе предлагает посмотреть на малыша, и мы заходим в детскую. Мальчику всего полгода, я чувствую укол зависти, глядя, как она кормит его грудью. Она не старше меня, и мне кажется, что я даром теряю время: ребенка у меня до сих пор нет. У мальчика на шее прямо под линией волос небольшая темная впадинка. Пока малыш сосет, она ритмично пульсирует. Неожиданно открывается дверь. На пороге — Оле, поправляет черные кудри. Эббе пришел, сообщает он, не хочешь поздороваться, Тове? Я следую за ним в оглушенную шумом гостиную. На люстре болтается конверт грампластинки, радужный серпантин вьется по мебели и свисает с плеч и волос танцующих. Посреди всего этого стоит молодой человек в синем махровом халате, накинутом поверх полосатой пижамы, с огромным шарфом, окутывающим шею. Это Эббе, с гордостью представляет его Оле, и я пожимаю тому руку, влажную от жара. У него тихое напряженное лицо с изящными чертами, и по всему видно: он тут главный. Добро пожаловать в «Фонарный кружок», произносит он, я надеюсь… Он оглядывается по сторонам с беспомощным выражением и сбивается с мысли. Оле хлопает его по плечу. Может, потанцуешь с Тове? — предлагает он. Мгновение Эббе рассматривает меня своими раскосыми глазами. Он взмахивает рукой и произносит: die Sternen begehrt mann nicht
