Завещание - [29]

Шрифт
Интервал

Потом, потом.

Но некоторые вещи нельзя отложить на потом. Их не вернуть обратно, если они уже успели набрать свой ход, А Анни была уже большой девочкой, а потому делала то, что следует делать, и не роптала. Поэтому она встала, разожгла плиту, сварила кофе, накрыла завтрак и разбудила сестер с братьями. И когда снаружи рассвело, и все дети поели и оделись, и вся посуда была вымыта, и обед приготовлен, и еще тысячи мелких дел были улажены именно так, как они и должны быть улажены, она села за руль пикапа и поехала в город. Чтобы собрать семью и привезти ее домой.


* * *

За ним приехали Анни и Хелми. На заднем сиденье машины сидел Малыш Паси, и смотреть в чьи-то глаза оказалось совсем нетрудно.

Для этого нужно было просто сделать пространство внутри себя достаточно маленьким и, как говорится, водонепроницаемым, чтобы ничего не выплыло наружу и не попало внутрь, и тогда все шло вполне неплохо. Если не думать о том, что причиняет тебе боль, то как будто ничего и нет. К тому же у него было достаточно времени обдумать все в автобусе и выработать план.

Он продолжит работать на паромах еще пару месяцев. Максимум. После чего уедет. Лаури собирался оставить Стокгольм и перебраться на юг. Он слышал о паромах, курсирующих между Мальмё и Копенгагеном. Путешествия эти были короче, да и сами суда куда меньше и сновали туда и обратно целыми днями. То есть жить подолгу на борту не требовалось. Его приятели на все лады расхваливали Копенгаген, называя его раем на земле. Там даже селиться необязательно: если хочешь, можешь преспокойно жить в Мальмё. И датский язык не такой уж трудный: главное – помнить, что все датчане говорят так, словно у них хуй во рту, как выразился один его друг Джимми.

Но сейчас Лаури сидел на заднем сиденье рядом с Малышом Паси и своими старшими сестрами впереди и прислушивался к их разговору.

Время пришло, говорили они.

Близится полномасштабный развод, считала Хелми.

Анни была убеждена, что Сири никогда не бросит Пентти – для матери нет ничего такого, чего бы она не смогла ему простить.

– Всегда есть что-то, – настаивала Хелми. – В конце концов, есть предел и ее терпению.

Анни пожала плечами – увидим. Лаури чувствовал на себе ее взгляды в зеркальце заднего вида и старательно их избегал. Но краем глаза продолжал следить за сестрами, понимая, что они что-то задумали.

Но что за драма приключилось на этот раз?

Все дело в том, что у Лаури была довольно интересная особенность: с тех пор, как он перестал ходить под стол, он научился интуитивно понимать, о чем стоит беспокоиться, а что пройдет само. На это раз ему хотелось нырнуть и залечь на дно, переждать, пока все не уляжется, после чего он сможет снова выбраться на свободу и поплыть куда угодно, главное – подальше от этой чертовой родни.

В деревушке Аапярви все было по-прежнему. Он даже глазам своим не поверил. Все так же холодно и хреново. Анни взяла Лаури под руку, когда они зашагали к дому, – это чтобы не поскользнуться, понял он, – но, казалось, это она его поддерживает, а не он ее, что она делает это ради него, и что он, если бы действительно захотел, то смог бы вообразить, будто она этим жестом прощает его, пусть даже не знает, за что, но прощает, просто так, на интуитивно-инстинктивном уровне.

Все братья и сестры были в сборе. Арто тоже должны были скоро привезти домой из больницы. Близился Сочельник и все братья и сестры в этот день собирались быть дома, в первый раз за много лет.

Об ответственности, которая возлагается на старших

Лавину, которая тронулась с места, уже невозможно остановить. Ох уж эти непреложные истины – только и делают, что лежат и ждут случая вылезти наружу, проявиться, все испортить и помешать что-либо исправить. Но ведь еще ничего не случилось, правда?



– Анни, ты просто не поверишь!

– Если речь идет о том, о ком я думаю, то я поверю чему угодно.

– Окей, я расскажу, но только потом не говори, что я тебя не предупреждала.

Анни пожала плечами.

Был поздний вечер, и Арто вернулся домой.

Он пробыл в больнице всего три дня. На самом деле, можно было задержаться и на подольше, но персонал просто пожалел его, захотел, чтобы мальчик встретил Рождество дома. Или просто прослышали, какая большая у него родня и захотели освободить родственников от лишних беготни и волнений в праздники. Теперь Арто лежал в постели в спальне Сири и Пентти.

Эско все тянул и тянул, ковырял пол носком ботинка и чуть ли на стенку не лез. Анни видела, что старший брат мучительно хочет поговорить, облегчить свою душу, поделиться тем, чему он стал свидетелем и что теперь так сильно его терзало, но она устала. Слишком устала внутри.

Я не должна была сюда приезжать. Мне следовало остаться в Стокгольме – сказать Алексу, пусть переезжает ко мне, он ведь только этого и ждет, бедняжка, пора больше заботиться о себе и своем ребенке, думала Анни и вздыхала из-за всех этих возложенных на нее ожиданий, какой она должна быть и что должна делать. Но, в конце концов, она не глядя натянула на себя какое-то старое шерстяное пальто, висевшее в прихожей, напялила одну из меховых шапок, принадлежащих родителям, и вместе с Эско отправилась к гаражу.


Рекомендуем почитать
Америго

Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).