Завещание Шекспира - [106]

– Переломанные пальцы для писателя – просто беда. Серьезная помеха творчеству, но наказание всегда подбирается соответствующее. Да он и не писал в последнее время. При обыске на его квартире нашли еретические бумаги. Кид божился, что бумаги принадлежали Марло и, когда они вместе снимали квартиру в Шордиче, они случайно оказались среди его бумаг.

– Очень убедительно.

Кид утверждал, что Марло чрезвычайно небрежен. С каждой страницей допроса его обвинения становились все серьезнее и безосновательнее. Они были призрачные, как табачный дым, как болтовня, которую можно было услышать в любой таверне города, и были окрашены его пролившейся на дыбе кровью. У него оказалось богатое воображение, превзошедшее даже безжалостные подсказки Топклиффа. Тайный совет получил много новых сведений и выписал ордер на арест Марло.

– Захватывающая история! Тебе нужно было сочинить об этом пьесу.

Тут есть еще одна деталь. В то время Марло жил в поместье Чизльхерст в Скадбери, в доме своего патрона, Томаса Уолсингема, двоюродного брата Фрэнсиса Уолсингема, на которого он когда-то работал. Когда прибыл королевский курьер, Марло был увлечен сочинением легкой эротической и вполне пристойной поэмы о Геро и Леандре, начало которой уже несколько лет ходило в списках. Предъявив ордер, Генри Мондер вернул его к действительности опасного мира политики и закона. Его увезли прямиком в Тайный совет в Уайтхолле и приказали ежедневно докладывать о своем местонахождении до получения дальнейших распоряжений. Делать было нечего, и выбора тоже не было.

Через девять дней в Тайный совет попала докладная записка о «Школе Ночи» двойного агента Ричарда Бэйнса. В ней выдвигалось по крайней мере девятнадцать обвинений в адрес Марло – изобличающий список его взглядов и прегрешений, обычное для Марло богохульство с некоторыми небезынтересными добавлениями: Моисей был жуликом, Христос – незаконнорожденным, его мать, Мария, – блудницей, Гавриил – сводником, а Святой Дух – его клиентом. Варавва был честнее Иисуса, а Мария Магдалина – продажной девкой, как и ее сестра Марфа, обе имели сношения с Христом, который также мужеложествовал с Иоанном Богословом. Ад – россказни, религия изобретена с единственной целью – внушать людям благоговение и держать их в страхе, а Христос лучше бы засунул святые таинства себе в табачную трубку и пыхнул ею!

Следует заметить, что сам Марло дымил, как печь зимой, был активным гомосексуалистом, путеводной звездой лондонских содомитов и бесчисленное количество раз нарушал закон, карающий педерастию смертной казнью. Каждый из этих фактов был убийственным, хотя большинство из них служило прикрытием, чтобы отвести внимание от его главной деятельности – шпионажа. Совет, осведомленный о секретной деятельности Марло, предоставил ему свободу делать все, что он захочет. А докладная Бэйнса продолжалась следующим образом: «Вышеуказанный Марло не только сам придерживается подобных мнений, ной навязывает их другим, а также делится своими соображениями с некими влиятельными особами, чьи имена будут в скором времени названы. А посему истинным христианам необходимо принять все возможные меры, чтобы предотвратить распространение опасных идей из данного источника».

Записка была фактически смертным приговором Марло. Ему оставалось жить всего три дня. Утром 30 мая он отметился в Совете и направился прямиком в Дептфорд, к Элеаноре Булл – навстречу своей судьбе и двум дюймам лезвия ножа (как показал отчет коронера) стоимостью в 12 пенсов. Смерть его наступила от ножа ценою в шиллинг, вонзенного прямо в мозг, над правым глазом.

– Какая смерть!

Молниеносная. Дэнби приобщил к материалам дела показания Полея, Скереса и Фризера, трех человек из четырех, присутствовавших на месте убийства. То, что они были дерьмом, в юридическом смысле было фактом несущественным (даже прохиндеи иногда говорят правду). Однако маловероятно, что Фризер, сидевший спиной к Марло и зажатый с обеих сторон своими подельниками, сумел бы обернуть ситуацию в свою пользу, убить Кошачьего царя и спасти свою шкуру. По их собственному признанию, когда у них под носом завязалась потасовка, агенты Скерес и Полей сидели в оцепенении, и ведь они люди, выполнявшие самую опасную работу в Европе! Над таким объяснением хохотали во всех пабах от Истчипа и Нортон Фолгейта до Друри-Лейн, но королевский судья его охотно принял.

Марло был всего лишь козлом отпущения, пешкой, человечком, который попался между клинками двух могучих вспыльчивых врагов – Рэли с одной стороны, хозяином Полея, и графом Эссексом с другой. Может, Полей тоже был педерастом и убийство имело под собой сексуальную почву? А может, Марло спал не с Полеем, а с еще более влиятельными сановниками (например, женственным Уолсингемом, двоюродным братом покойного Фрэнсиса!) и мог об этом проговориться? Ведь в Англии нашей девственной королевы мужеложество каралось смертью, и если факт его становился достоянием гласности, виновным грозила плаха. А может, Марло слишком много знал о высокопоставленных особах и их уязвимость была не в сексуальных предпочтениях, а в их убеждениях? Он знал их душевные тайны, их мнения по щекотливым и опасным вопросам, например религиозным. Он знал, кто из них посещает «Школу Ночи» и какие именно ответы на вечные вопросы они там получают. Имена его любовников были неизвестны, как и то,