Завернувшись в теплый плед. Лето - [35]

Стемнело. Яркая вспышка молнии, сопровождаемая раскатистым громом, озарила одинокую детскую фигурку, и ливень стеной обрушился на площадку, холодными струями стекая за воротник. Резким порывом налетел ветер, обдувая голые ноги. Мокрое платье липло к спине. Растерянно озираясь по сторонам, замерзшими пальцами Майя со всей своей маленькой силы тянула за ткань. Платье не поддавалось, и сил уже не было. Вдалеке у подъезда зажегся фонарь — это папа вышел на крыльцо, ищет ее. Но темные кусты закрывали обзор. «Мааайаа», — позвал папа. «Папочка», — прошептала она в ответ осипшим голосом, не в силах кричать. Майя всхлипнула, прижалась щекой к холодному металлу.

Как вдруг из пелены дождя расслабленной походкой на детскую площадку вышел мальчик. На вид — в два раза старше Майи. Осматриваясь по сторонам, он что-то, видимо, искал. Майя замерла в испуге — с такими взрослыми она еще не говорила. Задиристый, должно быть. Но это её шанс! Набрав побольше воздуха, зажмурившись для храбрости, она решилась на отчаянный шаг: «Мааальчик! Помоги мне, я застряла…» О чудо! Он остановился. Медленно к ней подошел. Хмыкнул. Дернул за платье — и платье спасено, и Майя на свободе! «Спасииибо!» — прокричала на ходу, не помня себя от радости, а босые пятки уже бежали скорей к крыльцу. «Пааапа! Папочка, я тут!»

Из высокой травы грустно смотрели ей вслед забытые мокрые тапочки.

III

Майя прислонила лоб к прохладному стеклу. Что ж эти желтые тапочки никак не дают ей покоя? Перед глазами стоял маленький городок, уютные затененные дворы с раскидистыми деревьями, и папа — такой веселый, часто шутит, и покупает Майе леденец. Он для нее — опора и поддержка. Так хочется сказать: «Прости меня, папа, за тапочки». Только сказать уже некому.

Ведь Майя давно уже взрослая, и папы давно рядом нет. И главная ее задача — самой себе леденцы покупать, уверенно держать все под контролем и ничего нигде не забывать. Записывать все в ежедневник.

Но разве этого она хотела бы на самом деле? Может, настало, время отпустить и просто наслаждаться жизнью? Дать волю чувствам, шагнуть навстречу неизведанному…

Поддавшись внезапному порыву, Майя, схватила дождевик и выбежала во двор, оттуда — на набережную. Дождь оказался теплым, летним, он мощным потоком накрыл ее с головой, стекая по волосам, задерживаясь на ресницах. А через несколько минут луч солнца пробился сквозь плотные тучи, и серая улица наполнилась красками: красная вывеска на углу, аллея цветущих каштанов и голубые цветы на клумбе у дороги. А дождевик так и остался скомканным в руках. Майя зажмурилась, вскинула голову вверх, подставила каплям лицо. И маленькая девочка внутри нее засмеялась — дождь больше не страшный. А Майя — сильная и смелая, и справится с любой непогодой.

Дойдя до перекрестка, Майя остановилась, заметив листик, плавающий в луже под ногами. Светофор загорелся зеленым, навстречу кто-то перешел дорогу. А Майя все стояла и представляла себя тем листком, что плывет по волнам жизни. Как вдруг по центру лужи остановились кеды. Желтые, новенькие кеды стояли ровно напротив нее. Заботливо протянутый зонтик укрыл от дождя. Майя подняла голову — навстречу пронзительному взгляду задорных карих глаз.

Спрятанное время

I

Бывал ли ты, путник, на вересковом холме у самого моря? Наверняка, стоя на вершине, видел, как простирается у его подножья приморский городок. Дома в нем из желтого камня, а выложенные красной черепицей крыши словно подрумянились на солнце. Мощеные узкие улочки украшены цветами, которые выращивают в больших горшках заботливые жители. Свернешь за угол — и окажешься в самом сердце городка, на большой торговой площади, где жизнь кипит во все дни недели, помимо воскресенья. Местные улыбаются, с удовольствием лопают персики и шумно обсуждают последние новости. А если доводилось тебе зайти в старый трактир слева от рынка, слыхал ли за пинтой холодного пива историю, что приключилась здесь однажды?

II

На улочке, которая петляя, спускается к самому морю, в домике за красной дверью проживала маленькая старушка, дочь еще более старого часовщика. Звали ее Анхель, но все вокруг отчего-то прозвали Чикита2.

Удивлялся случайный гость, заглянувший к ним на огонек, при виде сотни часов, висевших повсюду на стенах от пола и до потолка. Были тут часы большие и маленькие, круглые и квадратные, старинные и новые, с головой орла, с кукушкой, с маятником, с цифрами римскими и арабскими, а то и вообще без цифр, кованые и деревянные, с гигрометром, барометром, с календарем — всех не пересчитать. Удивительнее всего было то, что все они шли по-разному, каждые свое время отсчитывали. Поговаривали, часы заколдованные.

Часовщик с утра до ночи дома просиживал, сгорбившись, за большим столом в кабинете что-то мастерил.

Чикита, напротив, была шустрой, все дела по хозяйству ведала. А дел-то было невпроворот, и чтобы со всем управиться, пользовалась Чикита разными часами.

«Динь-дилинь», — зальются колокольчиком круглые часы с будильником — вскочит старушка спозаранку, откроет все окна, умоется. «Твить-твить», — подсказывают часы с барометром — посмотрит погоду и побежит на рынок за свежими фруктами. «Динь-дон!» — пробьют часы кованые — накрывает Чикита завтрак, усаживает заботливо старика за стол. «Дзынь-дзынь», — время настало клиентов встречать — Чикита за стойку станет, часы в ремонт принимает. «Бом-бом!» — раздастся слева — переведет она дух и примется порядки наводить, полы мыть, белье гладить.