Затворник - [2]

Сколько ни судачили о всех этих горских и загорских делах в городище — столько, что кажется, надоесть уже всем должно было по самое горло, сколько не кудахтали бабки через заборы, старики не брюзжали, женщины на затягивали при каждой встрече эту песню — одну и ту же каждый раз, с одними и теми же охами и ахами, сколько не раскладывали по кусочку и снова не складывали, не мусолили с толком и без толку, даже дети — и те играли теперь исключительно в захребетскую войну, все равно тема эта никому до сих пор не надоела и не наскучила. Да и как иначе!

Ратаи били короля раз за разом. Воевали с великой славой — и с великими жертвами. Пять таких как Водопьян увечных вернулись в городище. Пять семей добрые люди известили о гибели в горах их родичей. От многих, как от Хвоста, давно уже не было никакого слуху. А с недавних пор стали говорить, что вот-вот придет новый приказ из Стреженска — еще людей надо великому князю для его княжеского дела…

Потому и Пила встревожился теперь от одного бездельного трепа Краюхи. Он сидел и смотрел в сторону гор.

— Не вернется Хвостворту. — сказал он наконец — Он теперь в дубравской дружине. Как кончится война, так поедет жить в Новую Дубраву, разбогатеет, большим человеком там станет.

— Это как пить дать. — подтвердил Краюха — Будет большим боярином, если не самим воеводой. И нас в Дубраву возьмет жить. Будем жить на боярском дворе, есть на золоте!

— Да — рассмеялся Пила. — Выкопаешь там яму прямо посреди боярского двора и будешь доски пилить! Деревья будешь валить золотым топориком!

— Не-е! — сказал Краюха — Деревья валить и возить из леса у меня слуги будут, а я только пилить!

Пила перевернулся на живот и закрыл глаза. Тревога понемногу отступила, солнце продолжало припекать, и скоро веки сами собой сошлись друг с другом. Краюха то ли о своем задумался, то ли его тоже сморило наконец.

Так и лежал Пила на траве, у края обрыва над горюченским берегом, и как я уже говорил, думать-не думал куда-то соваться и кого-то задевать.

— Здорово, мужики! — Пила вздрогнул от внезапного голоса, открыл глаза и вдруг поднялся так резко, что самому было удивительно, почти подскочил. Сон его как рукой сняло.

Голос, который так быстро пробудил Пилу, принадлежал незнакомому всаднику, сидевшему верхом на большом коне, жеребце или кобыле — Пила и не увидел, даже масти после не вспомнил, слишком сильно его внимание привлек сам седок.

Он был рослый широкоплечий человек, на вид постарше средних лет, с худощавым почти четырехугольным как хороший кирпич лицом, сидящим на плотной длинной шее. Над гладко выбритыми висками возвышался наплешником кружок темно-русых волос. Одежда на госте была нездешнего покроя — добротная и по виду дорогая, но не нарядная, а скорее походная и уже повидавшая виды. С боку на кожаных ремнях висел меч в ножнах. Через заднюю луку седла был переброшен свернутый в трубу плащ и пара сумок-переметов. Всадник смотрел на Пилу пристально, безотрывно, кажется, совсем не моргая, призадирая кверху огромный подбородок. Брови над переносьем сжимались в складку. Рот кривился коромыслом рогами вниз.

— Здорово, говорю. — еще раз поприветствовал братьев незнакомец. Пила переглянулся с Краюхой. Младший стоял чуть позади старшего и видать по всему, поднялся с земли так же резво. Нежданный гость говорил не громко, но сурово, твердо и властно, как слышалось Пиле, хотя опять же, ничего, кажется, пока не приказывал.

«Черт, как же он подъехал так тихо? — подумал Пила — Ездит неслышно, и говорит спокойно, а дрожь берет… Откуда взялся, и кто такой вообще? Одежда не наша, больше на бенахскую похожа, может лазутчик? Тогда с чего стал бы так в открытую ездить? А говор, вроде, на стреженский больше похож…»

— Здорово, боярин… — сказал Пила, и сам заметил, что еле-еле ворочает языком, словно боясь повысить голос, пригвожденный к месту грозным взором незнакомца. Пила кашлянул и повторил нарочно сильнее:

— Здорово, боярин!

— Доброго вам дня. — ответил всадник. Каждый его слог отдавал в голове гулом, будто удары молотка о пустой жбан, от которых хотелось спрятать голову подальше в плечи — Я человек великого князя, еду в Стреженск из гор по службе. А это что за место?

«Чего допытывает про место? — подумал Пила — Служба у него, так вот и ехал бы! Вот смотрит-то! Одним взглядом к земле придавил. Видно, что дядька строгий, хоть и не злится еще. Век бы не видеть, как такой разозлиться!»

— Горюченское городище это. — ответил Краюха, пока Пила соображал.

— Ясно. А я с гор еду. Ваших что, много с городища там воюет? — спросил проезжий.

Тут Пила сам как запнулся на мысли, что с таким вопросом обращается к нему гость. Обычно, встречая человека из гор, горюченцы сами первым делом бросались расспрашивать у него об ушедших на войну родичах и соседях. С чего же братьев-то так ошарашило, что они обо всем забыли?

— Много ушли. — сказал Пила — И брат у нас там, Хвостворту зовут. Он сейчас в дубравском боярстве, в отряде большого боярина Беркута. Может, слышал про такого?

— Про Беркута слышал, но где он сейчас со своими людьми — не знаю. Только если ваш брат жив — радуйтесь. Дело наше идет к концу. Короля и захребетников разбили и прогнали на ту сторону. Так что к лету ждите домой ваших родичей. Но осенью снова созовут — пойдем брать Захребетье.