Затворник - [3]

Радости от этих слов Пила не испытал. Даже сообщив добрую весть, проезжий добрее выглядеть не стал, но все так же внушал опасения. И почему до сих пор здесь задерживался, было непонятно. Ехал бы уже и над душой не стоял…

— Вы братья, я вижу?

— Да. — ответил Пила.

— При отце пока живете, что ли?

— Отец два года как скончался, и брата не дождался с войны. — сказал Пила.

— А мать? — продолжал дознаваться всадник.

— Мать уже двенадцатый год…

— Вот как? Веселого, конечно, мало… Пашете, или мастера?

— Доски пилим.

— И много пилите?

— Сейчас считай, что вообще не пилим. Никто не строится… Хочешь, тебе напилим? — сказал Пила и сам себя тут же отругал мысленно. Но на его счастье заказа не последовало.

— Нет, мой двор далеко. Но может быть, скоро вам будет много работы. Крепости, что король ставил в горах, взяли недостроенными, и достраивать будут теперь. Так что скоро ждите оттуда заказов.

— Хорошо.

Проезжий отвернулся и чуть приподнял поводья. Пила замер, ожидая, что сейчас этот подозрительный и не в меру разговорчивый гость попрощается, или ладно уж, леший с ним — не прощаясь — уедет восвояси…

— Вот что, граждане: сколько отсюда до Новой Дубравы? Пешего пути — дня три, не меньше? — спросил всадник, снова повернувшись к братьям.

— Так где-то. Если обычной дорогой ехать, через волок…

— А что, еще другая дорога есть? — спросил незнакомец.

«Вот нечистый дернул заикнуться про обычную дорогу, теперь ведь не отвяжется!» — подумал Пила и сказал:

— Есть и другая, напрямки, там наполовину ближе.

— А вы этой дорогой ездили?

— Да ездили… — после мучительного раздумья едва-едва выжал из себя Пила, и тут же снова мысленно себя отругал. Куда клонит незнакомец, было уже понятно, но врать ему было выше пилиных сил.

«Теперь как пить дать потянет в провожатые. — подумал он — Попробуй, отвертись, язык без костей! А соврал бы, сказал бы что не знаем дорогу — так как бы хуже не было: он пошел бы в других дворах спрашивать, там ему бы на нас первых указали, еще разозлится тогда! Нет уж, все лучше, чем разозлить его… И на работу не сослаться — сам только что сказал, что работы нет! Трепло, ну трепло!»

— Вот что, почтенные пильщики: Проводите кто-нибудь из вас меня по вашей дороге в Новую Дубраву — дело у меня безотлагательное, и крюк в день пути мне делать некогда. За мной не пропадет.

НУ КАК, ПОМОЖЕТЕ МНЕ?

И тут Пилу как подменили. Все тугодумие, в которое только что повергал его каждый вопрос путника, сдуло точно ветром. Наоборот, ни мгновения не размышляя, он повернулся в Краюхину сторону и, опять же, не мямля и не бурча себе под нос, бодро и звонко, словно с превеликой охотой оказать путнику услугу, выпалил:

— Поезжай, что ли?!

Краюха аж рот раскрыл. Его, кажется, тоже не обрадовала такая редкая удача — прогуляться на целый день, бок о бок с этим внушающим тревогу попутчиком. И что родной брат, не моргнув глазом, подложит ему такую свинью, он тоже не ожидал. Краюха обиженно и ошарашено посмотрел на Пилу, потом перевел взгляд на путешественника по неотложным делам, потом — поспешно — снова на брата.

— Езжай-езжай! — решительно подавил Пила едва зревшее сопротивление — Дел все равно тут никаких, а так хоть денег домой привезешь, да и прогуляешься…

«Тоже мне прогулка» — так вроде бы хотел возмутиться Краюха. Но от растерянности и от опасения разгневать княжьего человека, у него вышло только пробубнить что-то невнятное.

— Что? — в первый раз громко спросил всадник Краюху, уставив на него взгляд еще страшнее прежнего, так что бедный Краюха весь съежился, хотя даже не понял, начинает уже суровый гость сердиться или просто не расслышал.

— Ничего. — решительно ответил Краюха. — Я это, сейчас…

— Вот и славно! — сразу смягчился княжий человек. — Собирайся давай, я подожду. Конь-то есть?

— Есть кляча…

За короткими сборами не сказали почти ни слова. Краюха бросил в котомку полкаравая и вяленого леща размером с колесо, оседлал в стойле мерина, на котором братья возили бревна и доски, и вышел с ним за ворота.

Двор братьев был первым от ворот городища. За отъездом Краюхи с вышечки, стоявшей чуть над двухобхватной оградой, молча наблюдал старый пьянчуга по имени Колючка. Мир определил его сегодня в караул — сидеть на вышке, а чуть что запирать ворота и колотить обухом в подвешенную рядом железную блямбу. В Горюченске так повелось, ставить на стражу наименее занятых. Раньше-то было иначе. Еще лет семьдесят назад в дубравской области гремели нешуточные войны. Дед Пилы был тому свидетелем, и рассказывал братьям, как приходилось заново отстраивать сожженное городище. Потом война, что началась совсем рядом, не на шутку всех растревожила, и стражу сначала несли серьезно. Однажды, еще в первый год войны, по округе прошелся отряд грабителей из-за гор. Разгромили несколько деревушек, побили людей. Подошли и к самому Горюченскому. Часовые с вышек увидели всадников — дюжины две, скакавших вдоль реки к яру, к самому городищу. Ударили тревогу. Все горюченцы мигом вооружились и высыпали к ограде. Староста Мешок, поднявшись на вышку у ворот, велел пришельцам остановиться и назвать себя, но те никак не ответили, а поднимались к поселку. Городищенцы выпустили в них стрелы, ранили лошадь под одним. Враги отступили к подножию холма, что-то между собой там потолковали, и убрались восвояси.